Филипп-Поль де Сегюр - История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта

Но Витгенштейн велел Платову преследовать французскую армию по большой дороге, а сам отправился вправо. Он в тот же вечер покинул высоты на берегу Березины, между Борисовым и Студенкой, пересек дорогу, соединяющую эти два пункта, и завладел всем, что там нашел. Толпы отбившихся от армии солдат, вернувшись к Партуно, сообщили ему, что он окончательно отрезан от армии.

Партуно не потерялся. Хотя у него было только три пушки и три с половиной тысячи солдат, способных носить оружие, он тотчас же решил пробиться, отдал соответствующие распоряжения и тронулся в путь. Сначала ему пришлось идти по скользкой дороге, загроможденной обозом и беглецами, против резкого, дувшего в лицо ветра, темной, холодной ночью. Скоро к этим затруднениям присоединился огонь нескольких тысяч ружей неприятеля, занявшего холмы справа от него. Пока на него нападали только сбоку, он продолжал идти; но скоро и спереди его начали атаковать многочисленные, занимавшие выгодную позицию полки, ядра которых пронизывали его колонну с головы до хвоста.

Семь тысяч безоружных, недисциплинированных французских солдат расстроили его ряды, перепутали взводы и каждую минуту увлекали все новых приходивших в отчаяние солдат. Надо было отступить, чтобы восстановить порядок и занять лучшую позицию; но, отступая, они наткнулись на кавалерию Платова.

Уже половина наших солдат пала, а оставшиеся полторы тысячи видели себя окруженными тремя армиями и рекой.

При таком положении от имени Витгенштейна и пятидесятитысячной армии явился парламентер к французам с предложением сдаться. Партуно отверг такое предложение! Он призвал в свои ряды еще имевших оружие отставших: он хотел сделать последнюю попытку и проложить кровавую дорогу к мостам в Студенке; но эти люди, прежде такие храбрые, а теперь опустившиеся под влиянием бедствий, не могли уже воспользоваться своим оружием. В то же время генерал его авангарда доложил, что мосты у Студенки в огне; сообщил ему об этом адъютант по имени Роше: он уверял, что видел, как они горели. Партуно поверил этому неверному сообщению.

Он считал себя покинутым, предоставленным врагу; а так как стояла ночь и необходимость отбиваться с трех сторон дробила его и так уже слабые силы, он приказал передать всем бригадам, чтобы они попытались проскользнуть под покровом ночи вдоль флангов неприятеля. А сам он с одной из своих бригад, уменьшившейся до четырехсот человек, поднялся на крутые лесистые холмы, находившиеся вправо от него, надеясь в темноте миновать армию Витгенштейна, ускользнуть от него, соединиться с Виктором или обойти Березину у ее истоков.

Но всюду, где он ни показывался, он встречал неприятельский огонь и снова сворачивал; в течение нескольких часов он блуждал наугад по снежным равнинам среди непрекращавшейся метели. На каждом шагу видел он, как его солдаты, замерзавшие, изнемогавшие от голода и усталости, полуживые, попадали в руки русской кавалерии, неуклонно их преследовавшей.

Этот несчастный генерал еще продолжал бороться с небом, людьми и собственным отчаянием, как вдруг почувствовал, что даже земля ускользает у него из-под ног. На самом деле, ничего не видя из-за снега, он зашел на слишком еще слабый лед озера; только тогда он уступил и сложил оружие!

В то время как происходила эта катастрофа, три других его бригады, всё более и более теснимые, потеряли всякую возможность двигаться. Они отсрочили свое падение до утра, сначала отбиваясь, а потом ведя переговоры; но утром сдались и они; одно и то же несчастье соединило их со своим генералом.

От всей этой дивизии уцелел только один батальон, последний в Борисове. Он прошел весь город сквозь войска Платова и Чичагова, да еще как раз в момент соединения московской армии с молдавской. Казалось, что этот батальон должен был пасть первым, так как он остался один и был отделен от своей дивизии; но это и спасло его. К Студенке в нескольких направлениях двигались длинные вереницы экипажей и отбившихся от строя солдат; захваченный одной из таких толп, сбившись с пути и отойдя влево от дороги, по которой шла армия, командир этого батальона проскользнул к берегу реки, прошел по ее изгибам и, пользуясь мраком и неровностью почвы, тайком удрал от неприятеля и сообщил Виктору о гибели Партуно.

Когда Наполеон узнал об этом, он в отчаянии воскликнул: «Надо же было, когда мы, казалось, чудом спасены, чтобы эта сдача всё испортила!»

Восклицание было несправедливо, но оно было вызвано отчаянием: может быть, он предвидел, что ослабленный Виктор не сможет на другой день достаточно долго сопротивляться, или он считал возможным оставить в руках неприятеля во время отступления только отбившихся солдат и ни одного вооруженного корпуса. На самом деле эта дивизия была первой и единственной, сложившей оружие!

Этот успех воодушевил Витгенштейна. Три части русской армии — северная, восточная и южная — соединились. Витгенштейн и Чичагов завидовали один другому, но ненавидели нас еще больше. Итак, эти генералы готовы были атаковать мосты в Студенке с обоих берегов.

Это было 28 ноября. У Великой армии было два дня и две ночи, чтобы уйти; русские слишком запоздали. Но у французов царил беспорядок, и на два моста не хватало материала: в ночь с 26-го на 27-е мост для повозок обрушивался два раза, и переправа запоздала на семь часов; 27-го, около четырех часов вечера, он обрушился в третий раз. С другой стороны, отбившиеся от полков солдаты, рассеянные по соседним лесам и деревням, не воспользовались первой ночью и 27-го, с рассветом, все появились сразу, желая перейти по мостам.

Когда тронулась гвардия, которой они держались, ее выступление стало как бы сигналом: они сбежались со всех сторон и столпились на берегу. Огромная нестройная масса людей, лошадей и повозок в одно мгновение бросилась в узкие проходы к мостам. Те, кто шел впереди, были смяты, брошены под ноги или на лед Березины.

В давке раздавались громкие крики, смешанные со стонами и страшными проклятиями.

Старания Наполеона и его ближайших генералов спасти этих потерявшихся людей, восстановив среди них порядок, долгое время были безуспешны. Беспорядок был так велик, что в два часа, когда появился сам император, пришлось прибегнуть к силе, чтобы открыть ему проход. Корпус гвардейских гренадеров и Латур-Мобур из жалости отказались прокладывать себе проход сквозь толпу этих несчастных.

В деревушке Занивки, расположенной среди лесов, на расстоянии одного лье от Студенки, была устроена императорская квартира. В то же время Эбле произвел перепись обоза, усеявшего берег, и предупредил императора, что такому количеству повозок мало шести дней для переправы. При этом присутствовал Ней; он воскликнул: «Их надо сжечь на месте!» Но Бертье, подталкиваемый дурной привычкой придворных, начал ему противоречить, уверяя, что к такой крайности нет нужды прибегать. Император рад был поверить Бертье, так как ему жаль было всех этих людей, в несчастьях которых он упрекал самого себя и у которых в этих повозках было всё состояние.