Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

В ночь с 28 на 29 ноября беспорядок этот еще увеличился. Мрак не скрывал от русских пушек их жертв. Вся эта темная масса людей, лошадей и повозок на покрывавшем все течение реки снегу и крики, несущиеся из нее, помогали неприятельским артиллеристам направлять свои выстрелы.

К десяти часам вечера, когда начал свое отступление Виктор и когда появились его дивизии и открыли себе ужасный проход среди этих несчастных, которых они до сих пор защищали, общее отчаяние достигло крайнего предела. Однако так как арьергард еще оставался в Студянке, то большинство, окоченев от холода или заботясь о своих вещах, отказалось воспользоваться этой последней ночью, чтобы перейти на противоположный берег. Напрасно жгли повозки, чтобы оторвать от них этих несчастных. Только рассвет смог снова, и уже слишком поздно, привести их к мосту, который они снова начали осаждать. Было полчаса девятого утра, когда, наконец, Эбле, видя приближение русских, зажег его.

Бедствие достигло крайних пределов. Масса повозок, три пушки, несколько тысяч мужчин, женщин и детей были покинуты на неприятельском берегу. Видно было, как они в отчаянии толпами бродили по берегу. Одни бросались вплавь, другие отваживались перейти реку по плывшим льдинам; некоторые, очертя голову, бросились на горевший мост, который обрушился под ними: они, сгорев и замерзнув водно и то же время, погибли от двух противоположных мук! Вскоре видно было, как тела то одних, то других всплывали и бились вместе со льдинами о сваи; оставшиеся ожидали русских. Витгенштейн появился на холмах только час спустя после ухода Эбле и, не одержав победы, пожинал плоды ее. В то время, как происходила эта катастрофа, остатки Великой армии образовали на противоположном берегу бесформенную массу, которая нестройно развертывалась, направляясь к Зембину. Вся эта местность представляет огромную лесистую равнину — скорее, болото между множеством холмов. Армия прошла его по трем мостам в триста сажен длиною, прошла с удивлением, смешанным со страхом и радостью.

Эти великолепные мосты, построенные из смолистых сосен, находились в нескольких местах от переправы. Чаплиц в течение нескольких дней занимал их. Валежник и масса сучьев, горючего и сухого уже материала, были навалены у них сначала, как будто указывая ему, что надо сделать с мостами. Достаточно было огня из трубки одного из его казаков, чтобы сжечь эти мосты. Тогда все наши старания и переправа через Березину оказались бы бесполезными. Очутившись между этими болотами и рекой, в узком пространстве, без продовольствия, без крова, среди невыносимой метели, Великая армия и ее император принуждены были бы сдаться без сражения!

В этом отчаянном положении, когда вся Франция, казалось, будет взята в плен Россией, когда все было против нас и за русских, последние действовали только наполовину. Кутузов подошел к Днепру, в Копысе, только в тот день, когда Наполеон достиг Березины; Витгенштейн допустил задержать себя столько времени, сколько требовалось; Чичагов был разбит, и из 80 тысяч человек Наполеону удалось спасти 60 тысяч [256].

Он оставался до последнего момента на этих печальных берегах, около развалин Брилей, без крова, во главе своей гвардии, треть которой была уничтожена перенесенными страданиями. Днем она бралась за оружие и строилась в боевой порядок; ночью она располагалась в каре на бивуаках, вокруг своего вождя, и все время старые гренадеры поддерживали огонь. Они сидели на своих ранцах, упершись локтями на колена и положив голову на руки, и спали, скорчившись, чтобы таким образом лучше согреться и менее чувствовать пустоту желудков.

В течение этих трех дней и трех ночей Наполеон находился среди них, взглядом и мыслью блуждая сразу в трех направлениях: поддерживал своими приказами и своим присутствием 2-й корпус, помогал 9-му корпусу и переправе его артиллерии и способствовал стараниям Эбле спасти все, что только было возможно. Наконец, он сам повел остатки армии к Зембину, куда раньше него направился принц Евгений.

Тем временем император приказал своим маршалам, оставшимся без солдат, занять позиции по этой дороге, как будто под их началом были еще целые армии. Один из них с горечью указал на это: он начал подробно докладывать о своих потерях; но Наполеон, решивший отвергать все доклады из боязни, как бы они не превратились в жалобы, быстро прервал его следующими словами:

— Почему вы хотите лишить меня спокойствия?

Так как этот маршал продолжал свой доклад, он зажал ему рот, повторяя с оттенком упрека:

— Я вас спрашиваю, сударь, зачем вы хотите лишить меня спокойствия?

Эти слова объясняют, какого положения он решил держаться и чего он требовал от других.

В эти несчастные дни каждая остановка была отмечена вокруг него массой умерших. Вот шестидесятилетний генерал сидит на покрытом снегом древесном стволе и, как только начался день, с невозмутимым весельем занимается своим туалетом: среди метели он заботливо причесывается, презирая все окружающие его бедствия и сорвавшуюся со степей стихию.

Около него продолжают толковать ученые армейские офицеры. В нашем веке, когда некоторые открытия готовы все объяснить, эти офицеры, среди острых мучений, причиняемых северным ветром, ищут причину его постоянного направления. Некоторые другие офицеры с любопытством замечают, что каждая снежинка, покрывающая их платье, имеет правильную шестиугольную форму. Появление ложного солнца снова служит предметом их наблюдений и часто отвлекает от страданий.

Двадцать девятого ноября император покинул берег Березины, гоня перед собой беспорядочную массу людей; он шел с 9-м корпусом, уже пришедшим в расстройство. Старая гвардия, 2-й и 9-й корпус и дивизия Домбровского составляли вместе 14 тысяч человек; за исключением приблизительно 6 тысяч, остальные не могли уже составить ни дивизии, ни бригады, ни полка.

Ночь, холод, голод, гибель массы офицеров, потеря; обоза, оставленного на том берегу реки, пример множества бежавших, и что отвратительнее всего, массы раненых, которых бросили на обоих берегах и которые в отчаянии катались по окровавленному снегу, — все, наконец, дезорганизовало их: они затерялись в беспорядочной массе, прибывшей из Москвы.

Это были все еще 60 тысяч человек, но без внутреннего единства. Все шли вперемешку — кавалерия, пехота, артиллерия, французы, немцы; не было больше ни крыльев, ни центра. Артиллерия и повозки двигались сквозь эту нестройную толпу с единственным только предписанием — двигаться вперед насколько возможно.

На этой дороге, то узкой, то гористой, все сжимались в узких проходах, чтобы потом рассеяться повсюду, где надеялись найти убежище или какие-либо припасы. Таким образом, Наполеон прибыл в Камень; здесь он ночевал с пленными предыдущего дня, которых поместили отдельным лагерем. Эти несчастные, питаясь даже трупами своих мертвецов, почти все погибли от холода.