Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Тридцатого ноября он был в Плещеницах. Раненый маршал Удино удалился туда еще накануне вместе с сорока офицерами и солдатами. Здесь он считал себя в безопасности, как вдруг русский Ланской, со ста пятьюдесятью гусарами, четырьмястами казаками и двумя пушками проник в это местечко и занял все улицы.

Слабый эскадрон Удино был рассеян. Маршал был вынужден защищаться в деревянном домике; но он делал это так решительно и так счастливо, что удивленный неприятель испугался, вышел из местечка и расположился на холме, откуда атаковал их только пушками. К несчастью, Удино снова был ранен осколком дерева.

Наконец, показались два батальона вестфальцев, предшествовавшие императору, и освободили его, но эти немцы и эскадрон Удино, сначала не узнав друг друга, долго с неуверенностью и тревогой смотрели друг на друга.

Утром 3 декабря Наполеон прибыл в Молодечно. Это был последний пункт, где Чичагов мог упредить его. Здесь нашлись кое-какие припасы, обильный фураж; день был прекрасный, солнце сверкало, холод был сносный. Наконец, сюда сразу прибыли все курьеры, которых давно уже не было. Поляков тотчас же отправили в Варшаву через Олиту, а пешую кавалерию через Меречь на Неман; остальные должны были идти по большой дороге, на которую только что вышли.

До сих пор Наполеон, кажется, не соглашался на предложение оставить армию. Но в середине этого дня он вдруг объявил Дарю и Дюроку о своем решении немедленно отправиться во Францию.

Дарю не видел в этом необходимости. Он заметил, что сообщение снова восстановлено, и большие опасности пройдены; что при каждом дальнейшем шаге отступления будут встречаться посланные ему из Парижа и Германии вспомогательные отряды. Но император возразил, что он не чувствует себя достаточно сильным, чтобы оставить между собой и Францией Пруссию. Зачем надо ему оставаться во главе бегства? Чтобы руководить им, достаточно Мюрата и Евгения, а чтобы прикрывать его — Нея.

Наполеон говорил, что ему обязательно надо вернуться во Францию, чтобы успокоить ее, вооружить и оттуда удерживать всех немцев в повиновении, наконец, чтобы вернуться с новыми и достаточными силами на помощь Великой армии. Но прежде чем достигнуть этой цели, ведь ему одному надо пройти четыреста лье по землям союзников. И чтобы сделать это, не подвергаясь опасности, надо, чтобы его решение было неожиданным, чтобы о его поездке не знали, чтобы не достигло еще известие об его позорном отступлении; ему надо предупредить это известие, предупредить впечатление, которое оно может произвести, предупредить все предположения, которые могут явиться результатом его. Следовательно, он не может терять времени, момент отъезда наступил!

Император только колебался, кого оставить начальствовать армией. Он колебался между Мюратом и Евгением. Ему нравились ум и преданность последнего. Но у Мюрата было больше блеска, а теперь надо было внушить к себе уважение. Евгений останется с этим монархом; его возраст, его низший чин будут отвечать за его покорность, а его характер — за его усердие. Он подаст пример другим маршалам.

Наконец, с ними останется еще Бертье, этот придворный, привыкший ко всем приказаниям и милостям императора. Следовательно, ничего не надо изменять ни в форме, ни в организации, и такое положение, указывая на скорое его возвращение, в то же время удержит повиновении наиболее нетерпеливых из своих и в спасительном страхе наиболее рьяных из его врагов.

Таковы были соображения Наполеона. Коленкур тотчас же получил приказ втайне подготовить его отъезд. Местом отъезда была назначена Сморгонь, а временем — ночь с 5 на 6 декабря.

Хотя Дарю не должен был сопровождать Наполеона и на него возлагалась тяжелая обязанность управления армией, он выслушал постановление молча, так как ничего не мог возразить против таких сильных доводов; но не так поступил Бертье. Этот слабый старик, шестнадцать лет не покидавший Наполеона, возмутился при мысли о такой разлуке.

Тут последовала очень тяжелая сцена. Император возмутился его упрямством. Разгневанный, он стал упрекать его благодеяниями, которыми он его осыпал. Армия, говорил он ему, нуждается в репутации, которую он доставил ему и которая является только отблеском его репутации. Наконец, он дал ему двадцать четыре часа для решения; после этого, если Бертье будет настаивать, он может ехать в свое поместье, где и должен остаться; ему запрещено будет являться в Париж и на глаза императору. На другой день, 4 декабря, Бертье, сославшись в оправдание своего противоречия на возраст и растерянное здоровье, грустно покорился.

Но в то самое время, когда Наполеон решал свой отъезд, начались ужасные холода, как будто русское небо, видя, что он ускользает от него, удвоило свою суровость, чтобы сломить и уничтожить его! При двадцатиградусном морозе мы достигли 4 декабря Беницы.

В Молодечно император оставил графа Лобо и несколько сот человек своей Старой гвардии. Именно здесь соединяется зембинская дорога с большой дорогой из Минска в Вильно. Надо было сохранить этот узел до прибытия Виктора, который будет, в свою очередь, защищать его до прибытия Нея; этому-то маршалу и 2-му корпусу под командой Мезона снова был поручен арьергард.

Вечером 29 ноября, в тот день, когда Наполеон покинул берега Березины, Ней со 2-м и 3-м корпусами, уменьшившимися до 3-тысяч человек, перешел реку по длинным мостам, ведущим к Зембину, остановив у них Мезона и несколько сот человек, чтобы разрушить их и сжечь.

Чичагов атаковал поздно, но оживленно, и не только ружейным огнем, но и в штыки, но он был отбит. В то же время Мезон велел обложить мосты тем хворостом, которым Чаплиц несколько дней тому назад не сумел воспользоваться. Как только все было готово и неприятель, совершенно утомленный битвой, расположился около костров, он быстро прошел по лощине и зажег мосты. Вскоре длинные мосты погрузились, обгорев, в болото, которое мороз еще недостаточно сковал.

Это болото остановило неприятеля и заставило его вернуться. Таким образом, следующий день отступления Нея и Мезона прошел спокойно. Но через день, 1 декабря, когда они были вблизи Плещениц, то увидели приближавшуюся неприятельскую кавалерию, начавшую наседать на правый фланг Думерка и его кирасир. В одно мгновение они были окружены и атакованы со всех сторон.

В это время Мезон увидел деревню, через которую он должен был отступить; она была полна отставших. Он послал крикнуть им, чтобы они немедленно бежали; но эти несчастные, голодные, ничего не слыша и не видя, отказались оставить начатый обед, и скоро Мезон был оттеснен на них в Плещеницы. Только тогда, при виде неприятеля и звуке снарядов, эти несчастные сразу заволновались; они со всех ног устремились на главную улицу и заполнили ее.