Пантелеймон Кулиш - Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 1

Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе.------Почти каждый вечер собирались мы, Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей! У Пушкина повесть, октавами писанная: "Кухарка", в которой вся Коломна и петербургская природа живая. Кроме того сказки русские народные, - не то что "Руслан и Людмила", но совершенно русские. Одна писана даже без размера, только с рифмами, и прелесть невообразимая! У Жуковского тоже русские народные сказки, одни экзаметрами, другие просто четырехстопными стихами, и чудное дело! Жуковского узнать нельзя. Кажется, появился новый обширный поэт, и уже чисто русской; ничего германского и прежнего. А какая бездна новых баллад! они на днях выйдут.

Ты мне обещал описать прибытие свое домой, прием, встречи и пр. и пр., да мне кажется, что у тебя на квартире и пера чиненного нет; только один карандаш, в часы досуга, подмахивает злодейское деревцо.

Прощай; будь здоров и любим, да не забывай твоего неизменного

Гоголя".

2

"1 января, 1832 (из Петербурга).

Подлинно много чудного в письме твоем. Я сам бы желал на время принять твой образ с твоими страстишками и взглянуть на других таким же взором, исполненным сарказма, каким глядишь ты на мышей, выбегающих на середину твоей комнаты. Право, должно быть что-то не в шутку чрезвычайное засело Кавказской области в город Пятигорск. Поэтическая часть твоего письма удивительно хороша, но прозаическая в довольно плохом положении. Кто это кавказское солнце! Почему оно именно один только Кавказ освещает, а весь мир оставляет в тени, и каким образом ваша милость сделалась фокусом зажигательного стекла, то есть, привлекла на себя все лучи его? За такую точность ты меня назовешь бухгалтерскою книгою или иным чем. Но сам посуди: если не прикрепить красавицу к земле, то черты ее будут слишком воздушны, неопределенно-общи и потому бесхарактерны.

Посылаю тебе все, что только можно было скоро достать: "Северные Цветы" и "Альциону". "Невский Альманах" еще не вышел, да вряд ли в нем будет что-нибудь путнее. Галстухов черных не носят; вместо них употребляют синие. Я бы тебе охотно выслал его, но сижу теперь болен и не выхожу никуда. Духи же, я думаю, сам ты знаешь, принадлежат к жидкостям; а жидкостей на почте не принимают. После постараюсь тебе и другое прислать, теперь же не хочу задерживать письма. Притом же "Северные Цветы", может быть, на первый раз приведут в забвение неисправность в прочем. Тут ты найдешь Языкова так прелестным, как еще никогда, Пушкина чудную пиесу "Моцарт и Сальери", в которой, кроме яркого поэтического создания, такое высокое драматическое искусство, - картинного "Делибаша", и все, что ни есть его, чудесно! - Жуковского "Змия". Сюда затесалась и Красненького "Полночь".

Письма твоего, писанного из Лубен, в котором ты описываешь приезд свой домой, я, к величайшему сожалению, не получал. ------Незадолго до твоего, я получил письмо от Василия

Ивановича, в котором он извещает меня, что книги, посланные мною тебе в Семереньки, он получил. Не излишним почитаю при сем привесть его слова, сказанные в похвалу моей книги.

"Если выдадите еще книгу в свет Вечера, то пришлите для любопытства и прочету. Мы весьма знаем, что присланная вами книга есть сочинение ваше. Это есть прекраснейшее дело, благороднейшее занятие. Я читал и рекомендацию ей от Булгарина в "Северной Пчеле" очень с хорошей стороны и к поощрению сочинителя. Это видеть приятно".

Видишь, какой я хвастун! Читал ли ты новые баллады Жуковского? Что за прелесть! Они вышли в двух частях вместе с старыми и стоят очень недорого: десять рублей.

Что тебе сказать о наших? Они все, слава Богу, здоровы, прозябают по-прежнему, навещают каждую среду и воскресенье меня старика и, к удивлению, до сих пор еще ни один из них не имеет звезды и не директор департамента.

Рассмешила меня до крайности твоя приписка или обещание в конце письма: "Может быть, в следующую почту напишу к тебе еще, а может быть, нет". К чему такая благородная скромность и сомнение? к чему это: может быть, нет? Как будто удивительная твоя аккуратность мало известна!

Писал бы к тебе еще, но болезнь моя мешает. Отлагаю до удобнейшего времени, а теперь прощай. Обнимаю тебя и вместе завидую, что ты находишься в стране здравия.

Твой Гоголь.

Да, вот молодец! пишу 1-го января и забыл поздравить с новым годом. Желаю тебе провесть его в седьмом небе блаженства".

Обращу внимание читателя на следующие слова добродушного родственника, приводимые Гоголем в этом письме: "Мы весьма знаем, что присланная вами книга есть сочинение ваше".

Они показывают, что многие лица и обстоятельства, представленные Гоголем в "Вечерах на хуторе", были общеизвестны в его родном околотке: иначе каким бы образом там сделалось так рано известно, что под псевдонимом Рудого Панька скрывается Гоголь? [84]

3

"СПб. 1832, марта 10.

Мне бы следовало просто на тебя рассердиться и начхать, как говаривал Ландражен [85], за твои эдакие пакости. Вот уже скоро три месяца, как от тебя ни двоеточия ни точки. Даже не известил меня, получил ли в исправности посланные мною альманахи. Видно, тебе теперь ничего не нужно из Петербурга, потому что ты тогда только писал ко мне, когда имел во мне надобность. Эй, не плюй в колодезь! увидишь, если не доведется из него же после напиться. Может быть, ты находишься уже в седьмом небе и оттого не пишешь. Чорт меня возьми, если я сам теперь не близко седьмого неба! и с таким же сарказмом, как ты, гляжу на славу и на все, хотя моя владычица куды суровее твоей. Если б я был, как ты, военный человек, я бы с оружием в руках доказал бы тебе, что северная повелительница моего южного сердца томительнее и блистательнее твоей кавказской. Ни в небе, ни в земле, нигде ты не встретишь хотя порознь тех неуловимо-божественных черт и роскошных вдохновений, которые ensemble дышут и уместились в ее, Боже, как гармоническом лице. Но довольно. Посылаю тебе вторую книжку "Вечеров" и на удачу "Онегина". Может быть, у вас в глуши его еще не читали. В таком случае ты обомлеешь от радости и, верно, не найдешь слов, чем выразить мне свою благодарность.

Прощай. Если тебе что нужно прислать, то пиши смело, хотя и не случится у тебя денег. Все тебе будет выслано. Мы люди свои, после сочтемся. _______________

Твой Гоголь".

4

"СПб. Марта 30 (1832).

Я нимало не удивляюсь, что мое письмо шло так долго. Должно вспомнить, что теперь время самое неблагоприятное для почт: разлитие рек, негодность дороги и проч. Я получил твои деньги и не могу скоро выполнить твоего порученья. Если бы ты наперед хорошенько размыслил все, то, верно, не прислал бы мне теперь денег, верно бы вспомнил, что за две недели до праздника ни один портной не возьмется шить, и потому, в наказанье, ты будешь ждать три сверхсрочных недели своего сюртука, потому что, спустя только неделю после праздника, примутся шить его тебе. На требование же мое поставить тебе сукно по 25 р. аршин, Руч дал мне один обыкновенный свой ответ, что он низких сортов сукон не держит.