Виктор Устьянцев - Автономное плавание

- Я сам. Вы оставайтесь.

Но Люся взяла его руку, положила себе на плечо, и они пошли к выходу. На них опять зашикали, а сидевшая в последнем ряду женщина пристыдила:

- Если уж напился, так сидел бы дома. И как только не стыдно. А еще офицер!

Оставив Матвея в вестибюле, Люся куда-то убежала и вскоре подъехала на такси. Она помогла Матвею сесть в машину и сказала шоферу:

- В госпиталь, пожалуйста.

- Что вы! - запротестовал Матвей. - Из-за такого пустяка в госпиталь. Я сам перевяжу, надо только купить в аптеке бинт.

Но машина уже мчалась по заснеженной улице к госпиталю.

Дежурный врач, осмотрев бедро, заметил:

- Надо было еще дня три-четыре полежать. Рано вы встали.

Люся ждала в такси.

- Ну что? - спросила она.

- Я же говорил, что пустяки.

- Я знаю, что это не смертельно. Но если уж вы "растянули" ногу, так будьте добры выполнять предписания врачей. Садитесь, я отвезу вас в гавань.

Почти всю дорогу они молчали. Люся забилась в угол машины. Матвей тоже сидел неподвижно и смотрел в ветровое стекло на мелькавшие огоньки домов, на смутные фигурки редких прохожих. Наконец Матвей сказал:

- Нехорошо получилось. Из-за меня вы не послушали концерт.

- Не велика беда.

- Теперь когда еще приедут из Большого театра?

- Перестаньте!

Матвей взял ее руку, поцеловал пахнувшую духами ладонь и потерся о нее щекой.

- Не надо, - Люся осторожно высвободила руку. Они уже подъезжали к гавани.

10

Погода была не по-осеннему тихой, ярко светило солнце. То и дело снизу доносилось:

- Товарищ вахтенный офицер, разрешите подняться наверх?

На мостике и так уже было тесно, но Вадим Сенцов, стоявший вахтенным офицером, разрешал подниматься наверх. Лодка долго будет в подводном положении, пусть матросы подышат свежим воздухом. На полигоне находится сейчас заводская лодка, оборудованная новейшей гидроакустической аппаратурой, и двадцать шестая будет работать с этой лодкой.

До полигона оставалось около четырех миль, когда радиометрист доложил:

- Малая цель, правый борт, сто двадцать!

Все находившиеся на мостике смотрели в этом направлении, но никто ничего не видел. Вадим поднес к глазам бинокль и тотчас воскликнул:

- Перископ!

Дубровский взял бинокль, несколько минут смотрел, но перископа не увидел.

- Ничего там нет, да и не может быть. В море сейчас вместе с заводской три лодки. И все они в полигоне.

- Может, из базы еще какая-нибудь вышла?

- Дали бы оповещение.

В это время акустик доложил:

- Слышу шум винтов, правый борт, сто двадцать пять. Сомнений не оставалось, это была лодка. Но чья? Почему о ней не дали оповещения?

- Боевая тревога! Право на борт! Акустику удерживать цель!

С мостика всех точно ветром сдуло. Остались только Дубровский, Сенцов и рулевой.

- В радиорубке! Дать оповещение по флоту!

У комбрига шло совещание, когда оперативный дежурный доложил об обнаружении подводной лодки.

- Что за черт! Все наши в полигоне. Дубровский не путает?

- Никак нет, он продолжает удерживать контакт с обнаруженной лодкой.

- Поднимите все лодки в полигоне!

Совещание прервали. Уваров перешел в комнату оперативного дежурного, склонился над большим планшетом с черными макетиками всех кораблей и судов, находящихся в море.

Лодки, работавшие в полигоне, всплыли. Все они были на своих местах. Двадцать шестая продолжала удерживать контакт с неизвестной подводной лодкой. Из базы вышла поисково-ударная группа малых противолодочных кораблей. К месту обнаружения лодки шел тральщик. На ближайшем аэродроме готовился к вылету вертолет противолодочной обороны.

Первым подошел тральщик, на борту которого находился командир бригады траления капитан первого ранга Самохин. Акустик установил контакт с лодкой. Командир тральщика капитан-лейтенант Баскаков приказал:

- Акустики, удерживать контакт!

- Что вы намерены делать? - спросил Самохин.

- Как что? - удивился Баскаков. - Принудить лодку к всплытию. В наших территориальных водах любая чужая лодка может находиться только в наводном положении.

Самохин досадливо поморщился:

- А вы уверены, что это не наша?

- Не было оповещения.

- Может, и было, а ваши радисты не приняли.

- Вот этого никак не могло случиться, товарищ капитан первого ранга. Радисты у меня хорошие.

В это время акустики доложили, что лодка увеличила ход и направляется за пределы территориальных вод.

- Ну и черт с ней, пусть уходит, - отмахнулся Самохин. - Ложитесь на курс в базу.

На двадцать шестой, увидев, что тральщик повернул на обратный курс, недоуменно переглянулись.

- Что они делают? Это же идиотизм! - воскликнул Дубровский.

- Может, это наша лодка? - сказал Вадим, наблюдавший за тральщиком в бинокль. - На борту тральщика комбриг, ему виднее. Посмотрим, может, еще всплывет.

Но лодка не всплывала. Штурман доложил, что она идет к границе территориальных вод.

- Уйдет! - Дубровский с досады выругался. У него не оставалось сомнений, что лодка чужая, и не будь здесь тральщика, он вынудил бы ее всплыть. Но поведение комбрига сбивало его с толку. Может, командир бригады траления лучше знает обстановку и у него есть основания сомневаться? Конечно, Дубровский формально не подчинен Самохину. Но тот был сейчас старшим и был вправе отдавать распоряжения.

- Передайте на тральщик: "Контакт с лодкой имею, готов принудить к всплытию".

Когда Самохину доложили об этом, он нахмурился. "Пожалуй, нам самим надо было сделать это. Но время уже упущено".

- Что ответить командиру двадцать шестой? - спросил Баскаков.

- Ничего не отвечать, - сказал Самохин и подумал: "Да, так, пожалуй, лучше".

- Что тральщик? - спросил Дубровский.

- Не отвечает.

- Может, не приняли?

- Никак нет, приняли, дали квитанцию.

- Ясно! - Дубровский на несколько секунд задумался и решительно бросил: - Приготовить гранаты!

Но было уже поздно. Неизвестная лодка вышла за пределы территориальных вод...

...Двадцать шестая возвращалась в базу. На мостике правил Сенцов, Дубровский ушел в каюту. Елисеев посмотрел прокладку и постучался к старпому. Не получив ответа, толкнул дверь. Дубровский сидел за столом, подперев кулаками виски. На замполита он не обратил внимания. Елисеев присел на диван, сказал:

- Не расстраивайся, Николай Федорович. Твоей вины тут нет.

- Какой черт принес этот тральщик? Ведь не будь там комбрига, я бы принудил лодку к всплытию. Такая возможность представлялась! Ты понимаешь, замполит, как прогремела бы тогда двадцать шестая?

- И Дубровский.

- А что? И Дубровский! Я не хочу лицемерить, мне это было бы лестно.

Елисеев нахмурился:

- Не о том думаешь, Николай Федорович. Действовал ты правильно, и я верю, что не из тщеславия, а из более высоких побуждений. А сейчас, извини, глупости городишь. Не об этом думать надо. Лодку-то упустили. Не важно, по чьей вине, важно, что упустили. Значит, где-то у нас обнаружилась прореха. Пусть не на нашей лодке, но в нашей базе, в нашем флоте. Вот что горько! И люди сейчас угнетены этим.