Виктор Устьянцев - Автономное плавание

- Что же, прикажете утешать их?

- Не утешать, а объяснить мы обязаны.

- Ну это уж ваша обязанность, а меня увольте. Не гожусь в утешители.

Елисеев покачал головой и вышел.

Как только лодка вернулась в базу, его с Дубровским вызвали в штаб. В кабинете комбрига помимо самого Уварова и Герасименко находились командир базы, командир ОВРа, капитан первого ранга Самохин и капитан-лейтенант Баскаков. Когда Дубровский доложил о прибытии, Уваров сказал:

- Теперь все. Разрешите начинать, товарищ адмирал?

- Начинайте, - разрешил командир базы.

Первым докладывал Дубровский. Он разложил на столе карту, кальку маневрирования, вахтенный и навигационный журналы. Коротко доложил, как все было. Оба адмирала внимательно просмотрели документы. Командир базы спросил:

- Когда вы приняли решение об атаке?

- Как только убедился, что тральщик прекратил преследование лодки. Командир бригады траления не счел нужным даже ответить на мои запросы. Тогда я решил сам принудить лодку к всплытию.

- Ваше решение было правильным, - сказал командир базы.

- К сожалению, было уже поздно, лодка ушла за пределы территориальных вод.

- У вас все?

- Все.

- У кого будут вопросы к товарищу Дубровскому? Приподнялся Самохин. Но сразу же сел, так и не спросив ничего.

Следующим докладывал Баскаков. Его доклад был еще короче.

- Как оцениваете свои действия? - спросил командир охраны водного района.

- Я не мог действовать самостоятельно, - уклонился от прямого ответа Баскаков. - У меня на борту находился командир бригады.

- Почему не ответили на последнюю радиограмму командира лодки?

- Таково было приказание комбрига.

- Вы его считали правильным?

- Нет. Поэтому и дал квитанцию, чтобы командир лодки убедился, что мы его радиограмму получили, и мог принять самостоятельное решение. Что он и сделал.

- Так. Прошу садиться. Товарища Самохина мы послушаем позже. Есть предположение, - продолжал он, - что появление чужой лодки в наших водах не случайно совпало с испытаниями новой акустической аппаратуры. Видимо, приход в нашу базу заводской лодки, оснащенной этой аппаратурой, не остался в секрете. Поэтому я хотел бы обратить внимание командиров на усиление бдительности...

Когда вышли от комбрига, Баскаков протянул Дубровскому руку:

- Рад, что познакомился с вами.

- И я рад. Спасибо за объективный доклад. Надо полагать, вам не поздоровится. Комбриг вам еще припомнит квитанцию.

- Вряд ли. Ведь он понимает, что был не прав.

- Ну, как говорится, ни пуха, ни пера, - Дубровский протянул Баскакову руку.

- Если вы, Николай Федорович, не возражаете, я тоже пойду в город, сказал Елисеев.

- Пожалуйста. Только не забудьте, что утром выход.

- Я вернусь сегодня.

- Ночуйте уж дома.

- Собственно, я не домой. По делу.

Елисеев и в самом деле шел не домой. Уходя с лодки, он невольно подслушал разговор главного старшины Проценко с мичманом Алехиным. Разговор происходил в моторном отсеке.

- Что это ты, Степан Сидорович, вроде бы домой не собираешься? спрашивал Проценко у мичмана.

- Некогда мне, Федя. Масляный насос что-то капризничал в море, перебрать надо. Не ровен час, объявят срочный выход, а насос не в порядке.

- Без тебя переберут.

- Лучше уж самому, а то матросы у меня все молодые, за ними еще догляд нужен.

- Да у тебя жена на сносях! - упрекнул Проценко.

- По срокам вроде бы еще недельку должна походить.

- Кого ждешь-то?

- Мне теперь все равно: сын есть, дочь тоже, кто будет третий значения уже не имеет.

- Сына все же лучше бы.

- Это почему? - поинтересовался Алехин.

- Надежнее. С девками мороки больше: уродится в тебя, попробуй выдать замуж.

Через открытый люк до Елисеева донесся мелкий, как рассыпавшаяся дробь, смешок Алехина. Елисеев тоже улыбнулся, вспомнив, что у мичмана широкое скуластое лицо с крупными чертами, с большим, слегка сплющенным носом и толстыми бесформенными губами.

Зная характер мичмана, Елисеев понял, что Проценко не убедит его пойти сегодня домой. "Надо, пожалуй, мне наведаться, - решил Елисеев. - Жена мичмана забеспокоится, когда узнает, что лодка пришла, а муж домой не является".

Алехины жили на окраине города, в той его части, где небольшие финские домики окружены аккуратными палисадниками, сейчас наполовину занесенными удивительно чистым снегом. Такой снег можно увидеть только в этой части города, удаленной от гавани и лежавшей в стороне от проезжих дорог.

Алехины жили на втором этаже. Из полутемного коридора первого этажа к ним вела крутая, почти отвесная, узкая и скрипучая лестница. На скрип ступенек вышла жена мичмана Мария Алексеевна.

- Осторожнее, - предупредила она. - У нас тут темно.

Узнав Елисеева, радостно воскликнула:

- Петр Кузьмич! Проходите, пожалуйста, милости просим.

Она пропустила Елисеева в комнату с низким, скошенным в одну сторону потолком. Посредине стоял стол, вдоль стен, почти вплотную друг к другу, стояли три кровати - одна полутораспальная с горой подушек и две - детские. У стены, где стояла большая кровать, приткнулся шкаф. "Тесно, - подумал Елисеев. - А младенец родится, куда его девать?" Он еще раз обвел взглядом комнату, примериваясь, куда бы можно было втиснуть еще одну кроватку, и не нашел ей места. "Надо будет сходить к начальнику политотдела, может быть, дадут мичману хотя бы две комнатки", - решил он.

- Да вы садитесь, - предложила Мария Алексеевна. - Сейчас я чайку поставлю.

- Спасибо, я только на минутку.

- Минутку не минутку, а с чаем-то все веселее. - Она открыла дверь и крикнула вниз: - Андрейка! Поставь-ка чайник!

Елисеев вспомнил, что Андрейка - это старший сын Алехиных, ему, наверное, уже лет двенадцать - тринадцать. Быстро растут ребятишки.

- А где младшая-то? - спросил Елисеев.

- Внизу, на кухне. Помогает Андрейке санки чинить. Сейчас прибежит. Они ведь, ребятишки-то, очень любят, когда в доме гости.

И верно, не прошло и минуты, как в комнату вошла девочка лет четырех с льняными волосами и светлыми, как у матери, широко расставленными глазами. Она несколько секунд рассматривала Елисеева, будто решала, стоит к нему подойти или нет. И, решив, видимо, что бояться не надо, подошла к нему, ухватилась за пуговицу кителя.

- Ты кто?

- Дядя Петя, - ответил Елисеев, усаживая ее на колени.

- А я Лена. У меня папа тоже моряк.

- Ну, раз у тебя папа моряк, значит, ты должна любить конфеты. Елисеев достал шоколадку.

Девочка, изучив обертку, осторожно сняла ее.

- Как там наш отец? - спросила Мария Алексеевна.

- Я ведь, собственно, и зашел сказать, что он сегодня по делам задерживается. Вам скоро в больницу? Когда ляжете, можно будет отпустить его на недельку.

- Ну зачем же его от дела отрывать? - запротестовала Мария Алексеевна. - Я уже с соседкой договорилась, она присмотрит за ребятишками. А Степа пусть только вечерком забегает? У него своих забот... Ведь молодежь служить-то пришла?