Виктория Торопова - Сергей Дурылин: Самостояние

В русской литературе Дурылин выделяет «трудных» писателей. Это Гоголь с его «Перепиской», Достоевский с «Дневником», Л. Толстой с «Царством Божиим внутри нас», К. Леонтьев. Пока критики и литературоведы пишут о их художественных произведениях — всё ещё ладно. Но как только они обращаются к их «трудным» произведениям, которыми писатели хотят что-то сделать с читателем, «куда-то увести его от книги, приткнуть к какому-то делу», ждут в ответ не слова, а «деяния», тут обнаруживается беспомощность историков литературы. «Трудность трудных писателей, выпадающая из ведомства истории литературы, даёт себя знать» [132] Дурылин С. Н. В своём углу. М., 1991. С. 270–271. .

Читая труды Дурылина, стенограммы его лекций, хочется назвать его не литературоведом, а литературным мыслителем. Каждое литературное явление он видит широко и объёмно, в контексте литературы, культуры, искусства многих стран и эпох, осмысливает его глубоко, всесторонне, оригинально, часто противореча общепринятым в те времена взглядам.

М. А. Рашковская, глубоко изучив архив Дурылина в РГАЛИ, пишет в своей статье «Сергей Дурылин: человеческий след в архивном фонде»: «В одной из своих записей начала 20-х годов Дурылин попытался сформулировать всеобщность, взаимосвязь и взаимовлияние явлений культуры, природных факторов, исторических событий через призму традиционной православной культуры. Он предполагал написать об этом специальную работу. И хотя именно такой работы в его наследии и не оказалось, но вся его жизнь, научная, духовная, частная и общественная, всё его служение людям стало ответом на поставленную перед собой задачу» [133] С. Н. Дурылин и его время. Кн. 1. С. 27. .

Многие отмечали способность Дурылина заниматься одновременно разными проблемами, работать над далеко несхожими темами, писать параллельно несколько статей. Его исключительные способности и широчайшая эрудиция позволяли ему это. Сергей Фудель был свидетелем необычайной работоспособности Дурылина. «Писал он со свойственной ему стремительностью и лёгкостью сразу множество работ. Отчётливо помню, что одновременно писались, или дописывались, или исправлялись рассказы, стихи, работа о древней иконе, о Лермонтове, о церковном Соборе, путевые записки о поездке в Олонецкий край, какие-то заметки о Розанове и Леонтьеве и что-то ещё. Не знаю, писал ли он тогда о Гаршине и Лескове, но разговор об этом был» [134] Фудель С. И. Собрание сочинений. T. 1. С. 46. Запись относится к 1917 году. . При этом ради добывания «куска хлеба» Дурылину приходится много времени уделять педагогическо-воспитательной работе. И всё успевает, и всё делает добротно, глубоко, профессионально.

Увлёкшись идеями церкви невидимой, безобрядовой Дурылин едет в июне 1912 года на озеро Светлояр, чтобы в «китежскую ночь» почувствовать святость молитвы у стен Града Невидимого. Вернувшись, под большим впечатлением он напишет «Сказание о невидимом Граде-Китеже». «И стоит доселе Пресветлый Китеж невидим, и не увидать его никому, кроме чистых сердцем и обильных любовью. Им Пресветлый град, нам — лесные холмы и дремучий лес». Так заканчивает он сказание. В крещенский вечер 1913 года он читает его на квартире С. Н. Булгакова [135] Произведения Дурылина как духовного писателя, опубликованные до 1917 года, переизданы в кн.: Дурылин С. Н. Русь прикровенная / Сост. С. Фомин. М.: Паломник, 2000. В неё вошли: «Сказание о невидимом Граде-Китеже» (1916), «Церковь Невидимого града» (1914), «Град Софии. Царьград и Святая София в русском народном религиозном сознании» (1915), «Лик России. Великая война и русское призвание» (1916), «Начальник тишины» (1916). .

Не случайно эту работу Дурылин читал у Булгакова. Они оба увлечены темами Китежа и Константинополя-Царьграда. В их мировоззрении много общего. В свой замысел «Сказания» Дурылин посвятил Булгакова заранее. И философ благословил его на этот труд: «План Вашего очерка о Китеже, историческом и умопостигаемом, на фоне того, что Вы хотите здесь затронуть, вполне меня удовлетворяет и радует. Дай Бог Вам сил осуществить его — именно такое проникновение в душу народной религиозности нужно. <���…> Да благословят Вас тени Соловьёва и Достоевского на это дело. Я надеюсь найти в нём отзвуки и Ваших северных странствий и впечатлений <���…> хочется мне именно того, о чём пишете Вы: строгого, серьёзного и немёртвого, вытекающего из живого чувства, углубления в вопросы религии, и да осветит нам путь св. София» [136] Письмо от 5 августа 1912 г. из Кореиза // Рашковский Е. Б., Рашковская М. А. Кафолическая красота. Письма С. Н. Булгакова С. Н. Дурылину. — В кн.: Рашковский Е. Б. Профессия — историограф: материалы к истории российской мысли и культуры XX столетия // Сибирский хронограф. Новосибирск, 2001. С. 52. .

Личные отношения были прерваны в 1922 году высылкой Булгакова из России на знаменитом «философском пароходе» и арестом Дурылина.

О Китеже Дурылин говорит как о верховном символе народного религиозного сознания. Но считает, что истинная Церковь — в соединении церкви видимой и невидимой, в соединении тайной китежской молитвы у стен Града Невидимого и явной молитвы служб оптинских.

Дурылин прочитал несколько докладов о Китеже: в РФО, в Твери. Обрадовало известие, что его книжку прочитал Николай II, и он пишет М. К. Морозовой: «…вот узнал же русский царь, что у него в России есть не только бедность и глупость, не только хлыстовство и интенданты, а есть ещё подлинное богатство, о коем мы и не подозреваем» [137] Письмо лета 1916 г. //ОР РГБ. Ф. 171. К. 1. Ед. хр. 18. Л. З-Зоб. .

В эти же годы Дурылин много общается с бывшими «толстовцами» — юристом Николаем Григорьевичем Сутковым и его другом Петром Прокофьевичем Картушиным. К этому времени Сутковой и Картушин отошли от религиозно-нравственного учения Толстого и стали последователями Александра Добролюбова [138] Александр Михайлович Добролюбов (1876–1944/45) поэт-символист проделал сложный духовный путь в поисках религиозного бытия и сознания. В 1898 году отправился странствовать по России с проповедью собственного религиозного учения. Сборник духовных стихов и прозы Добролюбова «Из книги невиди́мой» (ударение поставлено Дурылиным), изданный в 1905 году, С. Н. Дурылин и П. П. Картушин хотели переиздать в дешёвом варианте для народа, но помешала война 1914 года. , искателями Церкви невидимой. В Добролюбове они видели человека, «озарённого свыше» положить начало обновлению Вселенской церкви [139] Письмо Н. Г. Суткового Дурылину 1911 г. // Архив Г. Е. Померанцевой. Машинописная копия. . Дурылин со свойственной ему обстоятельностью вникнет в суть учения А. Добролюбова (а историю его «символизма» и «декаденства» он знал давно) и напишет о нём статью-исследование, которая ожидала публикации до 2014 года [140] Статья опубликована: Дурылин С. Н. Статьи и исследования 1900–1920 годов. СПб., 2014. — В примечаниях к статье Дурылин благодарит Ж. М. Брюсову, П. П. Перцова, Е. А. Нерсесову, познакомивших его с рукописными материалами, связанными с Добролюбовым. В приложениях этой книги опубликован газетный очерк Дурылина «Бегун» — о последователе А. Добролюбова Леониде Семёнове. . «Она из немногих моих вещей, которые я люблю», — сожалел позже Дурылин о подспудности этой работы. С добролюбовцами его роднили стремление к братской любви ко всему сущему, живое отношение к Христу, признание Духа Христова в русском народе и возможность молитвы в Церкви невидимой. Но он не мог принять их отрицания Церкви видимой, обрядовой.