Игорь Кузьмичев - Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование
- Название:Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «ИП Князев»c779b4e2-f328-11e4-a17c-0025905a0812
- Год:2012
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-7439-0160-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Игорь Кузьмичев - Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование краткое содержание
Юрий Павлович Казаков (1927–1982) – мастер психологического рассказа, продолжатель русской классической традиции, чья проза во второй половине XX века получила мировую известность. Книга И. Кузьмичева насыщена мемуарными свидетельствами и документами; в ней в соответствии с требованиями серии «Жизнь и судьба» помещены в Приложении 130 казаковских писем, ряд уникальных фотографий и несколько казаковских рассказов.
Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Нет, милый, еду я в Орловскую губернию, в имение князя Дмитрия Кантемира. А там ждут меня егеря и свора гончих и уютный коттедж в сосновом лесу со столовой и с кухней, где можно готовить зайчиное рагу.
Но ты небось уже давно на Ловати, а я собираюсь в последней декаде ноября. Я тебе потом напишу, как там было.
А ты что, в самом деле вознесся? Мне тут попалась заметка о перевыборах в нашем Правлении, но ни твое, ни Конецкого имя не мелькнуло, а я вас двоих только знаю и люблю.
Будь здоров, дорогой, ни пуха, ни пера!
Твой Ю. КазаковПубликовалось в «Звезде» (1990, № 1).
14 декабря 1975
Ну, Глеб! Как охота, как чернотроп? Я таки был в Орле, взял трех зайцев, мог больше, да куда? Лосей там до черта, кабаны. Раз чуть в штаны я не наклал: собаки, гоня зайца, стронули кабанов, и вот пять штук с каким-то утробным еканьем протопотали шагах в десяти от меня и, слава аллаху, не оказался я на их пути.
А зайцев и в Абрамцеве полно. Приехал, пока со станции шел, следов видел так много, будто собаки набегали. Только я собрался с ружьишком в лес, как запуржило, заметелило, завьюжило, зазимело, и снегу уже по пуп, не очень-то побродишь, а на моих беговых узеньких лыжах по целине не пройдешь и 200 метров.
Пишу тебе, хоть ты ведь наверное делегат и – в Москве, на съезде [276]? Я дома не был, не знаю, делегат ли я. Скорее всего, нет, но даже если б и делегат, не поехал бы на съезд.
Не ндравится мне последнее время ничего, в ЦДЛ год не был, сижу дома, занимаюсь самоусоверш<���енствованием>. Читаю Марка, он меня завалил своими повестями и рассказами [277].
Все-таки напиши старичок, как там твоя Ловать, как дом родной, хороша ли охота была. Да и вообще что новенького.
Я, м. б., зимой в Питер заверну дня на 2–3. Поеду в Новг<���ород>, хочу на церкви поглядеть еще разок, ну а от Новг<���орода> до тебя рукой подать.
Приду к тебе на службу просить – чего? Не знаю, что и просить. Все у меня есть, кроме денег. А деньги будут.
Будь здоров, милый, не болей, пиши мне и вообще пиши, т. е. рассказы, очерки, повести.
Обнимаю.
Ю. КазаковВключено с сокращениями в воспоминания «Сначала было слово…».
18 ноября 1977
Прости, что так поздно отвечаю тебе на твое такое хорошее и столь смутившее меня письмо и на твою прекрасную книгу [278]. Я ее всю прочел и оказалось, что – перечел: все твои вещи я читал, но удовольствия у меня от этого не убыло!
Задержался я с ответом, потому что вскорости ждал свою книжку и хотел, так сказать, отдариться. Сидел я в Абрамцеве, а книжка моя вышла [279], а редактор мне об этом не сообщил (странный редактор у меня). Одним словом, я ее прохлопал, а когда узнал и послал режиссеру своему телеграмму с просьбой купить для меня, то – куда там! Наконец получил я 2 экз. (переиздание) и совсем загорюнился: вместо 200 тыс., дали мне 100 тыс., а это, как ты знаешь, тысячи три убытку, а потом столько опечаток, сколько не было их у меня во всех моих книжках: «барахтались» вместо «бархатились» (про осины), Алешка мой стучит по столу ножкой, а не ложкой, пропуски слов и даже нескольких, так что я в двух местах даже и не понял об чем речь, вставили мне почему-то медуницу (вместо таволги) и, значит, ее белую кипень! и шапки!
Словом, сплошное неудовольствие.
Но я и доволен отчасти, что удалось протащить «Ни стуку, ни грюку» и «В город», кот<���орые> были напечатаны в «Тарус<���ских> страницах» в 61 г., страшно раздолбаны и кот<���орые> у меня вышвыривали из всех сборников. И почти целый «Нестор и Кир» [280](он был целый набран, но тут уж наверное цензура…).
Теперь об охоте. Мне почему-то представилось, что в твоей деревне зайцев много и тетеревов (с чучелами на них). Я и рассчитывал на середину ноября, конец откладывая на Орел. А Марк [281]долго не отвечал и теперь все сваливается на декабрь, значит чернотропа не будет, будет снег, зайца не увидишь, собак у нас нет… Да еще Марк предлагает Нагибина [282]позвать и чтоб ты на своей ехал, а я на своей, а еще Рощин [283]тоже на своей – на трех машинах за одним зайцем? Это раньше только пьяные купцы ездили на трех лихачах. Не знаю, что и сказать! Если снег, то еще и лыжи волочить надо! Может, тогда не на Ловать, а ближе к Новгороду? Нет! – ближе новгородцы все небось выбили. Словом, подумай как лучше.
Книжку я все-таки надеюсь достать и тогда тебе пришлю.
Будь здоров, пиши!
Твой Ю. КазаковОпубликовано в «Звезде» (1990, № 1).
Э. Ю. Шиму
25 ноября 1968. Абрамцево
Дорогой Шим! Каждый раз когда я еду в Абрамцево, душа моя тоскует от желания повидать тебя. Но каждый раз в Москве столько делишек, – что рано не выберешься, а едешь поздно и остается одно – гнать и гнать, чтобы поскорее преодолеть семьдесят километров, отделяющие Москву от Абрамцева.
Сто раз (еще с Семеновым [284]) собирались мы заехать за тобой, чтобы умыкнуть тебя сюда к нам. И лето прошло, и осень, и поэтому теперь остается одно: написать тебе, чтобы как-то вымолить прощение. Со страхом, старичок, приступал я к зимовке на своей даче. Чай сам понимаешь, что такое холод на даче. Но вот уже месяц холодов прошел (причем бывали морозы до двадцати гр<���адусов>) – и ничего, жить можно. Очень сухой дом у меня, милый Шим. Ура! А знаешь как определяется сухость дома? По штанам и сигаретам. Влажные штаны и сигареты свидетельствуют о том, что в доме сыро. Когда я две недели жил у Конецкого (еще на канале), я каждое утро снимал со стула тяжелые влажные штаны и раскуривал сырую сигарету [285]. И еще есть один важнейший показатель влажности: окна. Если на окнах нарастает лед, значит сыро. У меня, старичок, окна чистые и сухие. Вот как. Вот, значит, как.
А как тебе понравилась Германия [286]? Поразился ли ты берлинским развалинам? Видел ли ты целые кварталы разбитых домов? «Что это, – все спрашивал я себя. – Нарочно они что ли не восстанавливают?» Был ли ты в Дрездене? Видел ли ты, бродил ли по Лейпцигскому вокзалу? И какие цветы ты оттуда вывез? Вообще у меня к тебе тыща вопросов, надо бы повидаться, потолковать – но как это сделать? Я тут, по всей видимости, засел крепко. Пишу, понимаешь ли, сценарий по Нурпеисову [287] – это предпоследняя моя работа, когда отдаешь свою литкровь, вернее вливаешь ее в чужое произведение. Еще переведу один роман и баста! Буду потом огребать деньги за переиздания. Но и своего за эту зиму накатаю порядочно, так мне кажется. А давно сам не писал, даже страшно браться. Наверно разучился к чертям, снова надо набивать руку.
Что у тебя нового? Как тебе работается? Напиши мне. А потом давай сговоримся насчет твоего приезда ко мне. Надо условиться о дне и времени – я буду встречать тебя на станции. А пока – обнимаю,
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: