Александр Проханов - Я русский солдат! Годы сражения

А. Проханов: С другой стороны, это я так, как бы очень агрессивно отнесся к этому. Хотя в этом есть доля правды. С другой стороны, я все время ношусь с процессами, которые я наблюдаю на оборонных заводах, куда, действительно, пошли большие деньги и где начался реальный процесс. Большинство оборонных заводов — это государственные заводы, это наши заводы с вами. Это не воровские заводы. И вот люди, которым предстоит возродить рухнувший ВПК, создать новые системы оружия, потрясающие самолеты, потрясающие ракеты, истребители, новые станки, новые технологии, создать новые коллективы ученых, новые коллективы рабочих, — эти люди действительно должны быть героями. Для того чтобы пробить это все в нашей чудовищной реальности, нужен героизм. Не только ум, не только трудолюбие, не только смекалка, не только гениальность, но огромные трудовые напряжения силы. Вот им бы, в недрах этого процесса, я давал бы звания Героев труда.

Т. Фельгенгауэр: — Скажите, вот то, о чем вы говорите…

А. Проханов: — Только не в офисах, только не в банках.

Т. Фельгенгауэр: — Нет? Там не труд?

А. Проханов: — Нет, там не труд. Это труд, но на другую цивилизацию. Я представляю, на Болотную площадь все бы вышли вместе со своими белыми ленточками со звездами героев.

Т. Фельгенгауэр: — А что, работой считается, только если ты руками работаешь?

А. Проханов: — Нет. Работой считается, когда ты работаешь на страну. А когда ты работаешь на чужую страну, это не награждается.

Т. Фельгенгауэр: — А, то есть Сбербанк сгодится?

А. Проханов: — Ну, Сбербанк пока что у нас… Он же наполовину уже не наш, он же наполовину уже частный. И где эти частники? Где они держат свои активы? Неизвестно. Мне неизвестно.

Т. Фельгенгауэр: — Очень интересный подход. То, о чем вы сказали, что из советского опыта выдергиваются какие-то идеи. Это с чем связано? Нету нового чего-то? Нету свежих идей? Или пытаются уже какие-то проверенные способы вернуть?

А. Проханов: — Нет, это связано с растерянностью. Потому что советский опыт — это опыт больших проектов, по существу. Весь Советский Союз сам по себе — проект. Это анфилада проектов. Одна эпоха сменяла другую, и один большой проект сменял другой большой проект.

Наша эпоха не проектная. Это эпоха свободного рынка, хаоса, броуновского движения капиталов, идей, людей. Поэтому, на самом деле, советский опыт во всей своей грозной величественной полноте сюда не приспособлен. А вот эти внешние паллиативы смехотворны. Вот в данном случае сама идеология эмблемы «Герой труда». Если бы, действительно, под новым развитием, о котором я грежу, и близкие мне люди мечтают о нем, действительно, сложился серьезный проект, проект рывка, стратегический проект этого рывка, то в недрах этого проекта можно было бы довольно много советского опыта реализовать. Например, философия общего дела, которым жил Советский Союз. И эта философия общего дела, например, уравнивала бы все нации, смягчала бы межнациональные конфликты и напряжение. В этой стратегии рывка существовала бы, конечно, идея социальной справедливости, потому что нельзя добиться возрождения, когда малая кучка миллиардеров жирует среди нищего населения. В этой атмосфере несправедливости какие могут быть герои труда?

Т. Фельгенгауэр: — Так странно. У нас вроде постоянно говорят, что людям становится жить все лучше и лучше, и что стабильность и прочее, и так здорово. А вас я слушаю, и у нас есть только кучка миллиардеров.

А. Проханов: — Ну, мы с вами читаем разные источники. Мой опыт — это не опыт чтения отчетов…

Т. Фельгенгауэр: — Я просто смотрю прямые линии — президента, премьера. Рывок, о котором вы говорите, ему нужен лидер?

А. Проханов: — Да, конечно.

Т. Фельгенгауэр: — Или оно само собой произойдет?

А. Проханов: — Нет, этому рывку нужен лидер, этому рывку нужна гвардия, которая окружала бы лидера. Этому рывку нужен идеолог. Идеально, если бы и лидер, и идеолог совпадали. Но если так не происходит или не произошло, то необходимо появление Дэн Сяопина рядом с верховным политическим руководителем страны, необходим идеолог, который стоит рядом с лидером, который советует лидеру — такой сверхсоветник. Этим идеологом мог бы быть коллективный идеолог, коллективный совет.

Т. Фельгенгауэр: — Стоит ли нам ждать появления каких-то новых лидеров для рывка? Или мы можем и старыми пока попользоваться?

А. Проханов: — Я думаю, что назначение Шойгу говорит нам, что новых лидеров пока не предвидится. Но сам по себе рывок, когда он начнется по-настоящему, он неизбежно породит этих лидеров, он неизбежно породит целый ассортимент лидеров, начиная от политических лидеров, кончая художниками, которые сумеют этот рывок воплотить в музыке, в живописи, в пластике, в монументальной пропаганде, в текстах литературных. То есть сама динамика социальная породит огромное количество новых явлений.

Т. Фельгенгауэр: — А этот рывок по отношению к миру, к другим странам будет иметь какое-то направление? Мы вместе с рывком повернемся, там, к Китаю или, не знаю там, к Таможенному союзу, укреплению и прочее, или к Европе?

А. Проханов: — Рывок сам по себе, так, как он пока что сформулирован Путиным — это оборонный рывок, это рывок, связанный с созданием оружия, которое устарело на фоне надвигающихся военных угроз и на фоне стран, модернизировавших свое вооружение и сложившихся в огромные военно-политические машины. Поэтому, конечно, этот рывок — он как бы ориентирован против.

Но сам по себе этот рывок нуждается в технологиях. И такие технологии, конечно, мы должны приобретать за рубежом, как это делал Сталин, закупая целые заводы на Западе. Поэтому стратеги рывка должны смотреть, где они возьмут эти технологии, какой ценой они добьются получения технологий на том же Западе. И отсюда и очень сложные политические маневры, которые осуществляет наше руководство: с одной стороны, конфронтация, с другой стороны — компромиссы, уступки. Это целая сложнейшая византийская игра…

14.11.12.

Н. Болтянская: — Здравствуйте, Александр Андреевич. Я предлагаю начать подводить итоги уходящего года, вкусно похрустывая новостями на зубах как мелкими косточками.

А. Проханов: — Ну, валяйте, подводите.

Н. Болтянская: — Нет, Александр Андреевич, здесь вопросы задаю я.