Любовь Калинина - Владимир Климов

Владимир Яковлевич, находясь уже в Париже, о чем-то узнавал из советских газет, а о чем-то догадывался, читая «между строк». Французская пресса тоже была необъективна. А газеты белогвардейской направленности просто исходили злобой. Приходилось питаться слухами, которые привозили с родины знакомые.

Репрессии продолжались…

Сигналом к реабилитации специалистов послужили слова Сталина, сказанные им в 1931 году: «…Года два назад наиболее квалифицированная часть старой технической интеллигенции была заражена болезнью вредительства. Более того, вредительство составляло тогда своего рода моду». Одновременно он как бы подвел черту под кампанией, заметив: «Было бы глупо и неразумно рассматривать теперь чуть ли не каждого специалиста и инженера старой школы как не пойманного преступника и вредителя»…

Франция внимательно следила за восточным соседом, развитием воздухоплавания в СССР и в свое время была крайне обеспокоена деятельностью Юнкерса в нашей стране. Российско-германское сотрудничество в самолето– и моторостроении и, как следствие, усиление немецких фирм-конкурентов раздражало представителей Антанты. И потому находились различные и, надо признать, вполне действенные методы влияния на ситуацию.

Так, французская группа представителей Антанты в Германии, докладывая в Париж, «что из всех германских фирм в России наиболее энергично в области воздухоплавания работает „Юнкерс”, являющийся главным поставщиком Красного воздушного флота и его резерва – гражданского воздухоплавания», обращала самое серьезное внимание своего правительства на эту опасность. Миссия настаивала на срочном принятии следующих мер: «Аэропланы Юнкерса изготавливаются из дюралюминия, который фирма „Юнкерс” получает из оккупированной нами зоны. Следует полностью прекратить доставку этого металла в неоккупированную область Германии и таким образом вынудить сокращение производства».

О конкуренции со стороны СССР даже не задумывались. А специалистов из России еще многие годы просто не воспринимали всерьез, с чем в полной мере столкнулся конструктор Климов, откомандированный в октябре 1928 года на заводы «Гном-Рон» в качестве председателя приемочной комиссии двигателя «Юпитер». У нас в 1928–1929 годах в Авиатресте неоднократно рассматривался вопрос о приобретении именно этих перспективных двигателей у этой фирмы.

Во Франции разрабатывались, по мнению Климова, двигатели, конструкция которых давала широкие возможности для значительного улучшения характеристик, технологии производства и модернизации самого двигателя. По перспективным двигателям Франция выдвигалась вперед. Особенно Климов ценил передовые идеи, но считал, что у французов страдает исполнение.

Известие о поездке во Францию в семье восприняли с восторгом. И хотя родители Веры настаивали, чтобы Алешу оставили с ними и не срывали из школы, Владимир Яковлевич принял решение ехать всем вместе. Но всегда грустно, когда приходится расставаться с престарелыми родителями и большой дружной семьей.

Возникшие было трудности – у Алеши была фамилия родного отца – Жасмин – Владимир Яковлевич преодолел. Алеша выезжал за рубеж под девичьей фамилией матери – Полубояринов. Услышав об этом, сын не удержался и бросился к отцу в объятия: очень уж ему хотелось со всеми вместе ехать в Париж. Четырехлетняя Ира с первых минут путешествия, а ехали они в необыкновенно красивом пульмановском вагоне шикарного поезда, которые строил еще до революции ее дед Полубояринов, смотрела на все широко раскрытыми глазами. Это путешествие запомнилось ей навсегда.

В Париже Климовы сняли небольшую трехкомнатную квартиру на пятом этаже частного доходного дома в дешевом латинском квартале, на бульваре Сан-Мишель. Восторгу детей не было границ: в их новом доме все было по-другому. В выложенной светлым кафелем ванной комнате вместо вечно протекающей старой газовой колонки в Москве, которую ежемесячно приходилось запаивать, прямо из крана текла горячая вода, а все краны и переключатели неимоверно блестели. На кухне стояла великолепная газовая плита с духовкой, не то что у них – переносная, стоявшая на дровяной печке газовая плиточка на две горелки, установленная еще до революции. Из кухни – дверь на балкон, туда же выходил большой грузовой открытый лифт, спускавшийся в хозяйственный двор. А парадная лестница, по мнению детей, была подобна дворцу. Там тоже работал лифт, на котором в первые дни Алеша с Ирой десятки раз в день спускались за конфетами и жвачками в маленький магазинчик по соседству, от которого по всей улице разносились наивкуснейшие ароматы пряностей и шоколада.

Обучение Алеши началось в городской школе, но вскоре его пришлось забрать – там применялось палочное воспитание и была жесточайшая дисциплина. Дети ходили в черных фартуках, всегда парами, за малейшие провинности их нещадно били линейкой по рукам. Правда, не всех, а только по разрешению родителей. Климовы были шокированы таким изуверством. Вера, узнав о применении подобных методов, только руками всплеснула: «Франция и жестокость – непостижимо!» Но именно там, с помощью мамы, Алеша сделал первые шаги во французском языке. И его перевели в платный первоклассный старинный лицей «Henri IV» при Сорбоннском университете. А Иру сначала определили в городской детский сад. Но в первый же день, увидев там чернокожего мальчика, девочка испугалась и заявила родителям: «Я больше не пойду в детский сад. Там негрёнок!» И никакие увещевания и уговоры не помогли. Только брат догадывался, что причиной этой категоричности малышки были их ночные бдения, когда Алеша, большой фантазер и проказник, с упоением рассказывал сестре страшные истории, в которых часто фигурировали чернокожие кровожадные папуасы.

Вера Александровна, чтобы иметь хоть немного свободного времени, настояла на том, чтобы дочь посещала частный детский сад, где было много игрушек, с детьми занимались музыкой, танцами и рисованием. И хотя пользоваться услугами этого детского сада пришлось недолго – бюджет не позволял тянуть два частных заведения – Ира стала свободно говорить по-французски с прекрасным парижским произношением. А когда быт был налажен, свободного времени у мамы стало больше, она все чаще стала оставлять Иру дома либо вместе с ней ходить по магазинам. И вскоре московский ситец был полностью заменен элегантной французской одеждой.

Неподалеку от Климовых проживали и семьи остальных членов приемочной комиссии, приехавших из Москвы. Бауэры – этажом выше, а Изаксон, Лев и Соловьев – в пяти минутах от них, в этом же недорогом латинском квартале. В том же доме снимала квартиру еще одна семья из России – Столяровы. Все были почти ровесниками, часто вместе выезжали на пикники, отмечали праздники, выезжали и в другие города.