Любовь Калинина - Владимир Климов

– Вера, не переживай, она сама успокоится и все поймет. Сейчас уже ничем не поможешь. Горе надо пережить самой.

Это были те самые слова, которые и было нужно услышать дочери. Это был урок на всю жизнь: если уж виновата, то разберись сама, думай наперед – жалеть о содеянном поздно. «Только там я поняла, какой же строгий у меня папа. А куклу мы вместе с мамой починили на следующее утро. Вложили ей в голову вату – глаза перестали проваливаться, приклеили на голову парик. Она так и осталась моей любимой игрушкой-подружкой», – закончила Ирочка свой рассказ.

Вера продолжила рассказ своими запорожскими воспоминаниями:

– А я хочу рассказать «трагическую историю» единственного Володиного выходного. Он, как всегда, пропадал на заводе, мы с Ирочкой, если и гуляли, то недалеко от дома. А так хотелось побывать на природе, искупаться – ведь все-таки Днепр в двух шагах. И вот наконец-то дождались. У Володи выкроился выходной день. С утра решили попасть на прекрасный зеленый остров с песчаными пляжами посреди Днепра, кажется, его называли Хортица, которым постоянно любовались издалека. Он представлялся райским уголком, безлюдным и прекрасным. Собрали с собой снеди целую корзинку, взяли купальники – и в путь. Дойдя до того места, откуда можно было на лодке доплыть до нашего острова, увидели трех рыбаков. Одного из них попросили довезти нас до острова, а спустя четыре часа – забрать назад. Рыбаки как-то странно переглянулись, но ничего не сказали. И быстро доставили, как нам представлялось, на прекрасный остров Робинзона.

Лодочник уплыл, мы только расположились позагорать, как вдруг вскочили все поочередно. Тучи изголодавшихся комаров со всех сторон устремились к нашим оголенным телам. Что тут началось! Мы в воду – они за нами. Нырнешь поглубже, скроешься от несносного зудения, а как только вынырнешь – они тут же впиваются в лицо с каким-то остервенением. Володя попробовал развести костер, чтобы немного облегчить наши мучения дымовой завесой. Но куда там! Комарам и дым оказался не помеха. К тому же у костра у меня разболелась голова. Мы махали руками, прыгали, подавали сигналы импровизированными факелами. Но все напрасно – лодочник преспокойно спал в тени своей лодки. Так мы и промучились все четыре часа. Когда же он наконец приплыл, наши лица были неузнаваемы: сплошной отечный укус, даже не видно глаз.

Утром, как только я вышла за продуктами на рынок, соседка, посмотрев на мое раздувшееся иссиня-красное лицо, сочувственно спросила:

– Что ж это твой-то так тебя разукрасил?

Я так растерялась, что не нашлась, что ответить…

Все дружно рассмеялись, а больше всех сам Владимир Яковлевич.

Потом Алеша показывал деду самые причудливые химические опыты. Он все больше увлекался химией, все вечера что-то мудрил над своими пробирками да колбами и тут явил перед родными все свое умение: то что-то вспыхивало небольшим салютом и долго искрилось, то жидкость в колбе приобретала самые причудливые окраски, то сделанная им надпись просто исчезала бесследно.

Ночью у Александра Сергеевича случился приступ «грудной жабы» (стенокардии). Сквозь сон Ира слышала суету в доме и поразившие ее страшные слова – «грудная жаба». Когда же дети проснулись, деда уже не было. Отпущенные судьбой часы пролетели. Как один миг.

Взрослые долго обсуждали это свидание и надеялись на скорое освобождение главы семьи.

Когда через несколько дней Ружена Францевна пришла к тюремному окошку в надежде услышать наконец хорошую новость, ей передали маленький кусочек бумаги с корявыми неровными строчками: «Мне сделали небольшую операцию…», – и еще несколько слов совсем неразборчиво.

Посмотрев в книгу, охранник безразличным тоном добавил:

– Александр Сергеевич Полубояринов умер.

Эти слова, сказанные скрипучим равнодушным голосом, не сразу дошли до сознания Ружены Францевны. И только спустя несколько минут, проглотив застрявший в горле ком, она спросила:

– Отчего умер? Когда умер? Осталось ли хоть что-нибудь из его вещей?

– Ничего не знаю, больше ничего не записано.

Шатаясь, в полузабытьи, Ружена Францевна добралась до дома и только здесь, сев в кресло, потеряла сознание.

Еще долго она продолжала ходить в приемную ОГПУ, втайне надеясь на ошибку. Это была последняя весточка, и больше никаких сведений об Александре Сергеевиче семья не добилась. Ни жена, ни дочери так до конца дней и не узнали, что же стало с их отцом, мужем.

И только спустя 70 лет, когда у Александра Сергеевича уже появились правнуки, праправнуки и даже прапраправнуки, на посланный автором этих строк запрос был получен ответ – справка из ФСБ РФ от 28.12.00 за № 10/А-4662, из которой родные узнают, что «по данным Главного информационного центра МВД РФ, Полубояринов Александр Сергеевич умер 29 марта 1932 года (место смерти не указано). Реабилитирован в 1989 году».

А тогда все запросы оставались без ответа, и даже Владимир Яковлевич, обладая исключительным доверием и уважением властей, ничего не смог изменить. Так, в полном неведении о судьбе Александра Сергеевича, Климовы покинули Москву, в очередной раз отбыв по заданию наркомата в командировку.

Казалось, ничто не сможет нарушить четкий план постепенного превращения нашей страны в авиационную державу. Строились новые и модернизировались уже существующие авиационные заводы, сформировались и заработали мощные научно-исследовательские центры, начала давать прекрасные результаты созданная система подготовки специалистов в институтах и техникумах. Но… оказалось, что времени на разбег просто нет.

В 1933 году к власти в Германии приходит фашизм – 30 января престарелый президент Гинденбург назначает канцлером Адольфа Гитлера, который очень скоро отменяет конституцию Веймарской республики и устанавливает тоталитарный режим. Сначала запрещаются профсоюзы, затем – все политические партии, кроме нацистской, создаются концентрационные лагеря для противников нацистского режима, штурмовые отряды берут под свой контроль все общественно-политические силы страны. И в то же время на организованной Лигой Наций Женевской конференции по разоружению Германия настаивает на исключении отрядов штурмовиков из общей численности армии, а вскоре окончательно парализует процесс разоружения в мире – английский план сокращения вооруженных сил всеми государствами потерпел провал. Обстановка в мире резко меняется. Всем становится ясно, что фашизм – это война и, прежде всего, это война против коммунистов, против СССР.

Наша страна не могла остаться безоружной перед лицом такой опасности. Новые военные доктрины ХХ века после Первой мировой войны предрекали, что авиация в грядущем противостоянии должна сыграть решающую роль. Необходимо было ускорить темпы развития авиации в целом, что во многом зависело от темпов авиадвигательной промышленности, от темпов создания совершенных, современных конструкций авиадвигателей. Как показала история, нам действительно оставалось слишком мало времени для строительства опытных двигателей и развертывания их серийного производства. Необходимы были иные, более ускоренные темпы создания новых двигателей, чем это мог бы обеспечить ЦИАМ. Нужно было немедленно развертывать серийное производство современных моторов для военной авиации.