Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

К трем часам поехал на вручение Игорю Петровичу Золотусскому премии Солженицына. Все тот же Дом зарубежных соотечественников возле Таганской площади. День теплый и ясный, настоящая весна. С балкона открывается вид на церковь, на любимовский театр, старые домики на площади. До чего же хороша была старая Москва!

Самого Александра Исаевича не было, как и в прошлый раз, когда премию здесь вручали Евгению Миронову. Вела всю церемонию с присущим ей безукоризненным тактом Наталья Дмитриевна. Она рассказала о фонде Солженицына. Он существует на деньги от всемирных прав на "Архипелаг ГУЛАГ". Сейчас у фонда около трех тысяч пенсионеров и библиотеки, которые он снабжает литературой. Н.Д. объявляет формулу премирования Золотусского и читает прекрасную приветственную речь А.И. После этой речи, скорее даже эссе, я подумал, как важно людям жить в подобной возвышенной атмосфере. Потом свои "расшифровки" формулы читали и Сараскина, и Небольсин, и Басинский, но текст самого Солженицына надо всем этим парил. Видимо, А.И. прочел все, что Игорь Петрович написал. Кое-что интересное мне я записал, это, как правило, цитаты из самого Золотусского, они, естественно, неточны и неполны. Вот обжигающее мнение о Трифонове: "Повести его сиюминутны, мысль его холодна". Я снова вспомнил слова покойной М.Л.Озеровой, почти то же самое!

Сараскина говорила о Золотусском, как об исследователе творчества Гоголя. Именно Гоголь, по ее мнению, заставил его писать по-писательски. Басинский говорил об И.П… как о редакторе, потом Небольсин. Ответное слово Золотусского меня и восхитило, и огорчило: слишком много в нем было непрощенной мстительности. Он говорил о власти, которая всегда шла против его народа. И тем не менее вдруг выплыла тема двоедушия интеллигенции. Здесь, конечно, естественная, объективная и простительная тайная нелюбовь к интеллигенции. Когда арестовали его отца, Петра Ароновича, а потом и мать, ему говорили, что родители уехали в командировку. Мои собственные воспоминания очень похожи. Я тоже тогда вышел во двор и сказал, что мой папа уехал в командировку, но всезнающие сверстники сразу меня поправили: "Твоего папу арестовали" В этой речи Золотусского вообще много биографии, как будто только благодаря этим мучениям в юности человек и становится человеком. Он дважды встречался с родителями, когда они сидели. Это тоже напоминает мою биографию и мою поездку к отцу вместе с мамой в лагерь, в город Щербаков, ныне Рыбинск, и пересадку на станции Лихоборы. Понял, что надо жить, выучиться и постараться сделать нашу фамилию знаменитой. Есть два вида сопротивления: декабристский мятеж и стоическая жизнь — это Пушкин. Тютчев, Гоголь. Русская литература сопротивляется самим фактом своего существования. Внутренняя жизнь человека как бы противостоит тому, о чем нельзя говорить.

Прочел письмо от Марка Авербуха из Бостона, оно теплое и удивительно возвышенное. Есть в нем несколько слов и об уже прочитанной моей статье:

"В Париже Вы выглядели прекрасно и замечательно, какие-то секреты долголетия определенно Вам известны, дай Бог, чтобы они подольше Вам служили. Только что прочел Вашу статью в "Литературке", абсолютно согласен с основным ее пафосом — да, однобоким был подбор (я, например, отказываюсь понять, почему русскую литературу негоже представлять Валентину Курбатову), — с объективностью и умеренностью стиля и суждений и с блистательной идеей представить Литинститут на будущих книжных форумах. Что разительно контрастирует с публицистикой Замшева. Если бы Максиму дали "максим", он просто всех бы кокнул, "кроме Маканина, Есина, Павлова, но и им тяжело что-то противопоставить беспределу чиновников, находясь внутри этой смрадной клоаки" (это из его заметок). Небольшая оплошность в статью все же вкрапилась: А.С.Кушнер — "сирота" от Л.Гинзбург, а не от А.Ахматовой (раз в статье речь шла не об Анатолии Наймане)"

Кстати, довольно много народа на церемонии вручения премии Золотусскому подходили ко мне с разговорами по поводу моей статьи. В том числе говорил и с Зоей Богуславской. В принципе и ей статья понравилась, несмотря на некоторую иронию, она приняла мой комплимент об "известном прозаике". Кстати, еще раньше она говорила Вишневской, что на приеме в Елисейском дворце я единственный из писателей вещал не о себе любимом, а о деле, о переводчиках с французского языка. Но у нее тем не менее есть некоторые замечания. А у кого их нет?

15 апреля, пятница. Читаю диплом Фомина.

Анатолий Игнатьевич Приставкин приготовил ответный удар. Вечером звонил Андрей Мальгин, сказал, что вроде бы жена Приставкина написала повесть, в которой под прозрачными псевдонимами выведены и я, и Мальгин. Это и понятно, и ожидаемо, именно из моей с Мальгиным переписки, опубликованной в газете "День литературы", и начался конфликт, который послужил Мальгину импульсом к его повести "Советник президента". К опусу жены Приставкин даже написал предисловие, Андрей его читал. Ну, это вообще смешно, если только не А.И. здесь в двух лицах. Я сказал Андрею, что понимаю ситуацию: "Но ведь и Присядкину было нехорошо, когда ты написал повесть. Он выдержал удар, значит и нам удар надо держать". А что касается того, что, дескать, мы с Мальгиным, как пишет автор предисловия, паримся вместе в бане и даже занимаемся там чуть ли не содомским грехом, так об этом всегда пишут в том случае, когда человека не могут "достать" нормальным путем. О ком подобное не писали? О Жириновском, о депутатах, даже о…. Обычный прием плохих журналистов, а Присядкин до писателя и не дорос.

Вообще-то, я всегда боюсь окончательно судить о людях. "Не судите, да не судимы будете". На памяти нашего поколения досадная неточность в фадеевской "Молодой гвардии", где предателем был назван не тот, как впоследствии выяснилось, член этой организации. Вот опасность использования в художественном произведении подлинных фамилий! Можно предъявить в этом смысле претензии даже Пушкину с его отравителем-Сальери и "царем-иродом" Годуновым: в нашей изголодавшейся по тотальной гласности околоисторической научной прессе замелькали сейчас версии о том, что Борис Первый был не братом, а сыном царицы Ирины и, таким образом, — законным правителем, а два лже-Дмитрия представляют одного, но настоящего младшего сына Грозного, укрытого и воспитанного Романовыми, в их многоходовом подступе к захвату власти, и уничтоженного в результате смуты. Кстати, об Иване Грозном. В одном еженедельнике, близком к Православной церкви, я прочитал недавно о выводах знаменитого антрополога М.М.Герасимова, восстановившего по черепу облик царя, и итогах исследования учеными-химиками в те же 60-е годы костей Ивана IV и его сына Ивана, якобы убитого отцом в гневе (все помнят репинскую картину!). Так вот, наличие травмы от удара отцовского посоха на голове сына подтвердить не удалось, но в костях и того и другого Ивана были обнаружены следы ртути и мышьяка, многократно превышающие обычный фон. Что говорило, по мнению ученых, о долговременном и регулярном отравлении обоих. А кому это было выгодно и кто виновник великой Смуты, в первый раз перевернувшей Россию в западничество, решайте сами. Хотя истина не в догадках, а в точном знании…