Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

15 января, суббота. В.С. была почти права, когда принялась меня ругать за то, что я вечерами отпускаю шофера и еду домой на метро. Видимо, даже на очень коротком пути от театра до дома я простудился. Это уже не первый раз в своем тоненьком пальто и в костюме я простуживаюсь, именно когда иду из театра. В этом смысле незабываемым был мой поход в метро из Кремля в предновогоднюю ночь после банкета. Тоже пожалел шофера. Именно в ту ночь я и заболел, а простуда привела к астме.

В довольно плохом состоянии вместе с обычными своими спутниками — С.П. и Витей, Володя на этот раз ехать не мог, потому что у него какие-то дела дома и больная сестра — поехали на дачу. В.С. дала нам с собою огромный термос харчо.

Дача за десять дней, что я не был, сильно выстудилась. Погода стоит небывалая, пасмурно, но тепло, снега на участке совсем нет, все растаяло. Неужели зима может вернуться? Такое ощущение, что надо начинать копать грядки. Сходил заплатил за электричество Константину Ивановичу — 2225 рублей за три месяца. Солил кету, которую по 93 рубля за килограмм купил в Обнинске. Потом была долгая довольно баня, на этот раз без пива, а с квасом, все после десяти дней каникул перешли на безалкогольные напитки. Вечером, как всегда, какой-то американский фильм из видеотеки и немножко чтения. Я обратил внимание, что и плохие картины мне что-то дают.

Параллельно с фильмом читал альманах "Вузовский вестник", где опубликовано большое интервью со мной: "Дневник ректора — это не только летопись института". Делал интервью один из учеников Владислава Пронина. Это уже второй текст, сделанный этим парнем, и каждый раз я поражаюсь, что значит умный человек, а не балаболка, прикрепленная к магнитофону.

А в Ленинграде — я не стараюсь называть этот город по-новому — отчаянные волнения по поводу отмены льгот. Пока это касается только проезда в городском транспорте. Недовольные пенсионеры перегородили Невский проспект. Телевидение сообщает, что хотя эти акции не санкционированы, но милиция и правоохранительные органы не вмешиваются. Хотел бы я посмотреть, как бы они вмешались и что из этого бы произошло. Это массовые и стихийные выступления, в которых участвуют еще не все обездоленные. Пенсионеры, наконец-то, увидели, чем им грозит так называемая монетизация. Но ведь льгот лишили и военных, и милицию, и афганцев, и участников чеченской войны.

Любопытно, что, растерявшись, власти пытались сначала отыскать каких-либо зачинщиков или участие левых сил в этих эксцессах. Никак в головах властей не укладывается: дайте народу большие пенсии — они, кстати, заработаны, — чтобы хватало не только на молоко и хлеб, но и, как западным леди, на путешествие в другие страны, и никто и не пикнет, если даже сказать, что отныне билет на транспорт эти леди и старые джентльмены должны будут покупать сами.

16 января, воскресенье. В теплице стаял снег, и под ним немножко пожухлая, но все равно зеленая и почти свежая оказалась петрушка. Ее-то и накрошу в харчо, приготовленное В.С. Как ни странно, за ночь в тепле после бани я ожил, хотя ночью два раза просыпался и пил валидол. Может быть, это оттого, что резко поднималось давление. Утром уже морозец Замечательная стоит погода, так жалко уезжать.

Вечером по одной из программ показали — я смотрел это не с начала — последнее интервью Льва Рохлина. Он практически, называя фамилии, в том числе и фамилию Березовского и Грачева, говорил о предательстве и страшной коррупции в армии в начале чеченской войны. Сказано, что жизнь солдат была отдана за нефть. Из слов Рохлина также стало ясно, что Дудаев мог бы стать самым верным вассалом России, если бы были предприняты лишь некоторые меры, которые не были приняты. Говорил о предательстве средств массовой информации по отношению к армии. Поэтому-то его и убили. Давая такие интервью, он не мог выжить.

17 января, понедельник. Во-первых, у меня на столе лежит книжка Мальгина "Советник президента". Красивая обложка, с правительственной "Волгой" и храмом Василия Блаженного — все кремлевские аксессуары. На последней странице — некоторые высказывания об авторе, выпечатываю то, чего не знал: "Андрей Мальгин — милый человек, разводящий дома пираний" (Алла Босорт), "Люблю я Мальгина Андрея, что очень странно, не еврея" (Сергей Довлатов), "Андрей Мальгин — веселый и дерзкий мальчишка, который любит разорять тоталитарные птичьи гнезда" (Валерия Новодворская).

Таким характеристикам можно и позавидовать. Мне, конечно, очень интересно, как ко всему этому отнесется герой романа, я его не буду утешать, хотя роман, конечно, очень злой, я бы сказал даже — злобный. Утешением же может служить то, что, прочитав его две недели назад, я сейчас уже не помню, о чем он. Если бы герой знал, как быстро все забывается! Но, как написано на воротах одного из концентрационных лагерей, "каждому — своё".

Утром был на экзаменах по английской литературе у Сергея Петровича. Получил большое удовольствие, так как многое из того, о чем спрашивал преподаватель, я не знал. Большинство девочек отвечало очень хорошо, особенно Катя Ривкина и вторая девочка — ….. Ваня Сотников, который, конечно, рассчитывал на пятерку, такую стал развешивать лабуду по поводу "Улисса", что мне сразу было ясно — он роман не читал, хотя и уверяет, что читал роман с комментариями. Знает лишь трех героев, но не знает ни их профессии, что странно, не знает и портретов художника в Юности и других особенностей этого текста. Это обычная линия поведения профессорских детей, исключение в свое время составляла лишь Маша Царева. Только крайний либерализм Толкачева и мое попустительство позволили Сотникову получить все же четверку. Бог с ним. Жаль, что парень никогда уже не вернется к этому роману, и для него погибнет эта сторона мировой художественной жизни.

Во время студенческих ответов, когда речь шла об Оруэлле, Хаксли, Вирджинии Вульф, передо мной вдруг замаячил новый роман. Как же мне смертельно надоело писать, сверяясь с какой-то документальной подосновой, проверять цитаты! Хватит, напишу современный роман-фантазию из диалогов, побываю во всех ипостасях, побуду и официантом, и прохожим, и мужчиной, и женщиной, и ребенком, и идиотом, и профессором, и придурком, и бомжем. Есть у меня что сказать о сегодняшней жизни. И напишу я всё это между делом — в трамвае, в машине, в метро.

Но пока буду собирать материал для книги о письмах.

18 января, вторник. Был до некоторой степени сумасшедший представительский день, думал, что даже не попаду на работу, но попал. Занимался делами, и Максим, мой секретарь, рассказал мне, среди прочего, интересную историю. Это было, правда, под вечер, уже когда мы расходились. Вот как выглядело появление его у нас в институте в качестве моего помощника-секретаря.