Анатолий Мордвинов - Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Великий князь был окружен намного большей доступностью, чем государь. К нему стекалось всевозможными путями бесчисленное количество просьб и жалоб на всех лиц и все учреждения, в том числе и на полицию, и по всяким, порою ничтожным поводам.

Но ни в одной из них я не встречал жалоб на то, чтобы дворцовая полиция или охрана препятствовали бы подаче прошения Его Величеству в его дворце через его дежурного флигель-адъютанта.

Такая сравнительно свободная доступность порою граничила с неосторожностью, так как в дворцовые помещения иногда проникали люди, больные самыми ужасными заразными болезнями.

Я вспоминаю, как во время моего дежурства при государе в Ливадии, в Крыму, явился проситель, тайно сбежавший из колонии прокаженных, чтобы умолять государя дать ему средства на поездку в Италию, где он надеялся по новому способу излечить свою ужасную болезнь. Эти средства были ему даны.

Другой случай со мною, сохранившийся в моей памяти, был в Гатчинском дворце, куда явился с просьбою откуда-то с границы Индии человек, по его словам, еще недостаточно залечивший свои язвы после бубонной чумы. Чтобы разжалобить меня, он эти язвы мне показывал и только потом сказал, что именно от бубонной чумы…

Знали ли о такой легкой возможности широкие круги населения? И верили ли крепко, что поданное таким порядком прошение дойдет до самого государя? На эти вопросы мне трудно ответить с достаточной убедительностью. Думается, что и знали, и верили, но как в том, так и в другом случае – недостаточно.

Иначе количество прибывающих на прием просителей было бы намного значительнее, не было бы столь частых подач прошений, как во время проездов Их Величеств по улицам столичных и провинциальных городов, так и другими, уже совсем сложными и обходными путями [6] Нередко подавались, как и при всех дворах мира, прошения через камердинеров государя и другую близкую дворцовую прислугу. Неудивительно, что и Распутин обладал подобным же доверием со стороны просителей. . Впрочем, большинство людей не только в этих случаях верят в большую успешность обходных путей и сильно сомневаются в путях прямых, но надо добавить, что в данном случае сомневались без всякого основания.

Принесенные во дворец или адресованные по почте на имя дежурного флигель-адъютанта прошения действительно доходили в тот же самый день непосредственно до самого государя.

Дежурный адъютант ставил на них только свой штемпель о дне получения и вписывал их по порядку в особую ведомость, излагая в ней для облегчения чтения государю краткое содержание просьбы или жалобы. Затем все прошения в подлинниках вместе с ведомостью вкладывались в конверт, запечатывались сургучной печатью, адресовались в «собственные руки Его императорского Величества» и посылались с дежурным скороходом в кабинет государя. В случаях особо важных или не терпящих отлагательства дежурный флигель-адъютант обязан был немедленно лично доложить о том Его Величеству.

К числу несложных обязанностей дежурного флигель-адъютанта, унаследованных еще от доброго старого времени, принадлежала и обязанность будить государя при получении ночью известия о пожаре одного из дворцов или какого-либо большого правительственного или общественного здания.

В таких случаях императоры Николай Павлович и Александр II обыкновенно лично выезжали на место бедствия. Сообщать во дворец о таком пожаре было вменено в обязанность соответствующему городскому начальству. Получив сообщение, дежурный флигель-адъютант должен был сначала лично, на месте, удостовериться о размерах пожара и только в случаях, когда он начинал угрожать большому числу людей или касался полной гибели какого-нибудь исторического сооружения, докладывать о нем государю днем или будить для этого Его Величество ночью.

За время последнего царствования таких пожаров, кажется, не было, а одна ложная тревога при мне все же была.

Мне вспоминается, как однажды во время моего дежурства летом, в Петергофе, я был среди ночи разбужен тревожным известием по телефону комендантом, просившим доложить Его Величеству, что горит исторический «Монплезир».

Выглянув в окно дежурной комнаты, я действительно увидел над этим сооружением Петра Великого большое зарево и услышал топот и звонки несшейся пожарной команды. Я приказал подать себе тройку и поехал на место пожара. Но уже по дороге туда я встретил возвращавшиеся назад пожарные команды и вызванные в помощь им военные части. Тревога оказалась напрасной. Все смятение вызвала лишь одна восходящая луна! Подымаясь в те часы сзади «Монплезира», со стороны моря, из-за разорвавшихся черных туч она своим необычайно тогда красным светом вызвала полную иллюзию пожарного зарева.

Во время начала войны государь с императрицей и великими княжнами часто ездили в Петербург для посещения лазаретов и по другим случаям и обыкновенно заезжали проведать и императрицу-мать. Дежурная фрейлина иногда при этом отсутствовала, но дежурный флигель-адъютант сопровождал всегда. Он входил в свой так называемый свитский вагон императорского поезда, но оставался там недолго. Его вскоре приглашали в вагон Их Величеств, и дальнейший путь все совершали уютно вместе. Иногда в это время сервировался чай.

В Петербурге, у Императорского павильона, дежурного флигель-адъютанта ждали его тройка или придворный автомобиль, в котором он и следовал непосредственно за государем.

В кануны и дни праздников Их Величества никогда не пропускали церковной службы. В Царском Селе они ездили почти постоянно в их любимый, красивый Федоровский собор, а в Петергофе – в маленькую готическую церковь, расположенную в Александрийском парке, настолько небольшую, что внутрь ее обыкновенно входили лишь государь с императрицей и несколько лиц. Все остальные, в том числе и великие князья, помещались снаружи, под открытым небом.

В Александровском дворце имелась также небольшая домовая церковь, скорее походного характера, устроенная в одном из зал, но служба в ней совершалась крайне редко, на моей памяти не более двух раз.

Дежурный флигель-адъютант приезжал в Федоровский собор отдельно от государя, к началу службы, и оставался там до конца, встречая Их Величества лишь при выходе из церкви. Обыкновенно в это время одна из милых великих княжон, здороваясь с ним, отдавала ему свою просфору, только что полученную ею от священника.

Обедня длилась недолго – положенный придворным обычаем один час. Церковь была полна молящихся, как солдатами, так и другой публикой. Во время службы пели поочередно то изумительный по голосам хор придворной капеллы, то хор конвойцев или сводного полка.