Цзюн Чан - Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

Мародеры не обошли стороной даже Запретный город. Там великие князья среднего возраста начали одеваться в манере ихэтуаней – в короткие куртки с красными кушаками. «Боксеры» ходили повсюду с задиристым видом, как позже вспоминала Цыси, «подпрыгивали и вопили, вели себя совсем не так, как положено вменяемым людям, а как умалишенные или перепившиеся подонки». Один из них «даже вступил со мной в препирательство! Он чуть было не перевернул императорский алтарь!». Кое-кто из императорских гвардейцев (одним из подразделений которых командовал великий князь Дуань) примкнул к ихэтуаням. Пошел даже слух, будто ихэтуани собираются войти в Запретный город и поубивать прозападных сановников, например великого князя Цзина и Жунлу. Однажды перед Цыси положили требование, чтобы обслуживающий персонал Запретного города прошел проверку на наличие в его составе «кандидатов в волосатики». Цыси спросила: как будет производиться такая проверка? И услышала в ответ, что, мол, после произнесения соответствующих заклинаний ихэтуани получали возможность видеть крест на лбу любого человека, подвергшегося обряду крещения. Напуганные евнухи и служанки умоляли Цыси предохранить их от проверки, но вдовствующей императрице пришлось приказать им подвергнуться испытанию из-за угрозы того, что ихэтуани могут использовать ее отказ в качестве предлога для осады Запретного города. В том случае, если «боксеры» не предъявят никаких обвинений, наградой им будет то, что сама вдовствующая императрица окажется обязанной им. Цыси ощущала себя ослабленной до положения «бумажного тигра». Наместникам, недовольным реакцией на текущие события, Цыси дала следующее объяснение: «Незаметно на протяжении считаных месяцев в столице скопилось больше сотни тысяч ихэтуаней, объединивших в своих рядах представителей самых разных сословий от рядовых подданных до великих князей и вельмож… Нашей столице грозила бы немыслимая опасность, попытайся я использовать армию для их подавления. Мне пришлось общаться с ними, терпеть обращение, будто я один из их вожаков, а также стараться держать их под контролем и как-то спасать ситуацию…»

Понятно, что свой контроль Цыси навязывала не так решительно, как это делала обычно. Прямо у нее под носом десятки тысяч ихэтуаней вместе с магометанской армией осаждали посольский квартал. С началом войны они стали совершать на него нападения. Вдовствующая императрица знала о самоубийственных последствиях нападений на дипломатов и больше не передавала оружия ихэтуаням, собравшимся там. Пламенно ненавидящие Запад солдаты магометанской армии размещались всего лишь в одном секторе этого квартала, зато остальные секторы находились в руках прозападного Жунлу. Штурмы, организованные Жунлу, сопровождались большим шумом, но толку они приносили мало. Находившаяся в посольстве Сара Конгер так описала эти нападения в своем дневнике: «Рев их боевых рогов, крики солдат и выстрелы их пушек я бы назвала самыми устрашающими звуками в моей жизни». Но все же «эти китайцы часто стреляли с перелетом, за что мы приносим им свою признательность.

Грохочущие пушки посылали снаряды прямо в нас; иногда эти снаряды разрывались над нашими головами, иногда уходили с перелетом, но ни один осколок нас не коснулся. Когда противник после многочисленных попыток приближался на дистанцию надежного поражения нас и несколько снарядов попадало в наши строения, у китайцев как будто бы опускались руки. Не раз они продолжали огонь до полного разрушения одного из этих зданий или стен. Что это могло быть на самом деле, если не Бог спасал нас? Он любящей рукой ограждал нас от гибели».

На самом же деле Цыси специально выдала эти пушки Жунлу, а тот приказал поднять прицельную шкалу на несколько сантиметров вверх. Позже Цыси скажет так: «Если бы я на самом деле хотела уничтожить посольства, они бы уже вряд ли существовали» [42].

После месячной осады посольского квартала Цыси стала беспокоиться о судьбе осажденных иностранцев, которые могли погибнуть из-за нехватки провианта, и приказала Жунлу доставить в посольства фрукты и овощи.

Эта осада длилась на протяжении 55 дней с 20 июня до 14 августа, когда Пекин пал перед союзными войсками. Из европейцев в посольском квартале погибли 68 человек, получили ранения 159; убитых и раненых китайских христиан никто посчитать не потрудился. Ихэтуани, нападавшие практически с голыми руками, потеряли несколько тысяч человек, то есть гораздо больше, чем заморские враги, находившиеся, казалось бы, в их клещах.

К тому же осаде подвергся католический кафедральный собор в пекинском районе Бейтан, где нашли прибежище почти 4 тысячи иноземных и китайских христиан. Здесь Цыси приказала руководителю осады великому князю Дуаню «воздержаться от применения пушек и стрелкового оружия». Таким образом, когда ихэтуани с их примитивным вооружением предпринимали попытки штурма прочного строения собора, обороняемого с применением современных видов оружия, они валились, что называется, штабелями. По мере того как запасы продовольствия в кафедральном соборе истощалось, на вылазки за провиантом отправлялись поисковые группы. Когда Цыси узнала об этом, она сначала отдала устный приказ «войскам расстреливать их»; но потом передумала и выпустила такой указ: «Когда христианские новообращенные будут выходить наружу, вред им причинять запрещаю и приказываю направлять подразделения для их охранения». Однако многие христиане предпочли голодную смерть внутри собора. На них пришлось большинство из 400 жертв, погибших в этой осаде.

Цыси, осуществляя невнятную политику в отношении ихэтуаней, послала многих из них на верную смерть, и в то же время она спасла практически всех иностранцев, оказавшихся в китайской западне, но выживших среди толп убийц и насильников.

В ряде областей Китая регистрировались случаи, когда миссионеров и новообращенных убивали по указке властей. Самыми ужасными зверствами отличились жители провинции Шаньси. Губернатора Юйсяня перевели туда из провинции Шаньдун потому, что Цыси считала его слишком пылким сторонником ихэтуаней, а в Шаньси они не прижились. Отношения между обитателями миссий, властями Шаньси и населением по большому счету можно было назвать миролюбивыми. Однако Юйсянь привез с собой ненависть к Западу. Используя главным образом солдат, он лишил жизни 178 миссионеров и тысячи китайских новообращенных, причем подчас самым изуверским методом. Одного священника – монсеньора Хамера – «три дня водили по улицам То-То, и любой мог издеваться над ним по собственному усмотрению. У него вырвали все волосы, а также отрезали пальцы, нос и уши. После этого они завернули его в тряпье, пропитанное маслом, и, подвесив вниз головой, подожгли ноги. Его сердце съели двое попрошаек».