Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон

Раву Яиру я сказал,что мы отсюда не выйдем. Он, собственно, этого и ждал. Никому из присутствующих я ничего не предложил — ни остаться с нами, ни поддержать… И все ушли. Остались двое — рав Яир и рав Либман.

Солдаты не стали применять силу, но принялись настойчиво убеждать двух раввинов выйти. И когда те отказались уйти, вызвали по рации подкрепление. Через полчаса прибыл военный губернатор. А мы с сыном продолжали читать Тору — главу «Хаей Сара», где говорится о пребывании в Хевроне Авраама-авину и о покупке им у хетта Эфрона этой самой Меарат га-Махпела.

Губернатор однажды уже арестовывал меня. На сей раз с ним прибыла группа солдат, специально отобранных леваков. Правда, на лицах у них не написано, кто они, но по тому, как они были готовы наброситься на нас, как будто мы террористы или враги, — их мировоззрение сомнений не оставляло. И где таких только находят!

Губернатор, как мог, сдерживал их, а те продолжали орать: кто мы такие и почему создаем «проблемы»?

Подошла какая-то арабка, хотела поцеловать дверь, ведущую к могиле праматери Сары. Я вовсе не хотел ей мешать, но был «прикован» к двери и не мог отойти. Это дало повод новой вспышке гнева «правозащитников»: «Мало того, что вы тут торчите, вы не даете арабам молиться!».

Господи, какой это был «праведный» гнев, как они защищали «бедных» арабов! Если бы с тысячной долей этой энергии они боролись, защищая права евреев! Какое, скажите, у этой арабки право на могилу праматери Сары? Кто больше имеет прав — я или она?

Губернатор оказался на высоте — из уважения к святому месту надел берет. Он был человеком нерелигиозным, не очень образованным, университетов не кончал — обыкновенный мошавник.

— Тише, ребята, тише! — успокаивал он солдат. — Сейчас во всем разберемся. Подошел ко мне и стал что-то внушать. А я читал Тору и не хотел с ним разговаривать. Да и о чем мне было с ним говорить?

Солдаты бушевали, пытаясь до нас дотянуться, схватить, отодрать от двери. До них еще не дошло, что мы прикованы.

— Кто до меня дотронется, — предупредил я, — получит!

Силы наши были явно неравными. Зато решимости мне было не занимать. Что действительно было ужасно — люди напялили на себя форму солдат Армии Обороны Израиля, а ведут себя как погромщики и негодяи. Они что — получили такой приказ? Ведь на моих глазах губернатор их успокаивал. Значит, по собственной инициативе они так меня ненавидят?!

Губернатору на все его просьбы я ответил:

— Вам ничего не поможет, мы привязаны цепью — все равно не оторвете! А будете драться — отвечу силой на силу, это мое право.

Тогда они от нас отступили и принялись совещаться. Кто-то указал на нас пальцем: дескать, у него ключи в кармане. У меня действительно нагрудный карман оттопыривался. Они подбежали, достали ключи — я нисколько этому не сопротивлялся. Ключи там лежали фальшивые. Я это сделал умышленно, это была продуманная уловка.

Солдаты принялись ковыряться в замках. У них, понятно, ничего не получалось. Тогда ключи дали мне, чтобы я сам открыл. Я бросил их в соседнюю комнату, куда был разрешен доступ только арабам.

На некоторое время нас оставили в покое. Прошел уже час, и принесли целую связку других ключей… «Вот и хорошо, вот и хватит! — говорил я себе. — Для первого раза — достаточно. Я показал им, что не боюсь. Что останусь в Меарат га-Махпела вопреки их запрету. И пусть запомнят: отныне мы так и будем поступать! Мы придем еще раз! Приведем других людей, и будем оставаться, не признавая хамского требования изгонять нас из мест, где находятся еврейские святыни!»

Наконец подобрали ключи к обоим замкам, и меня с сыном вывели из Меарат га-Махпела. Внизу, у полицейской машины, стояли рав Яир и рав Менахем Либман. Нас, всех четверых, повезли в полицию.

Нас привезли в полицейский участок.

— Надо полагать, что рав Левингер будет доволен нашей акцией в Меарат га-Махпела? — обратился я к раву Яиру. — В Кирьят-Арба, наверное, переполох, ребята едут нас выручать?

Но рав Яир выразил сомнение по поводу того, что наши действия получат одобрение и поддержку рава Левингера .

Так и оказалось. Когда в полицию позвонил рав Левингер, в его голосе чувствовалось беспокойство за нас, но одновременно и недовольство нашим поступком. Хотя явного осуждения он не высказал.

Итак, мы находились в полиции, и каждый из нас вел себя соответственно своему характеру.

Сын мой Элиягу по молодости лет разыгрывал настоящий спектакль. Имени своего он следователю не назвал, допрос его шел туго. Полицейский нервничал, обращался ко мне, чтобы я «воздействовал на сына», и что-то записывал в протокол. Говоря по правде, относились к нам хорошо: часто устраивали перерывы, угощали арбузом, кофе, сластями. Затем снова приступали к допросу.

Рав Яир держался с большим достоинством — вообще ни на какие вопросы не отвечал. Он был как скала. Ни капли из него не могли выжать: ни имени, ни кто он и откуда.

Рав Менахем, напротив, сразу разговорился: назвался, рассказал, зачем пришел в Меарат га-Махпела, а заодно и прочел полицейским целую лекцию о связи еврейского народа с Хевроном.

А меня в полиции знали еще по прошлому аресту: нашли мое дело и все, что им было нужно, прочли. Я отвечал, что не имею понятия, почему меня арестовали. Никаких противозаконных поступков не совершал, порядков не нарушал, спокойно читал Тору. Более того, был привязан цепью, и это свидетельствует о том, что я не собирался ни с кем вступать в потасовку. Пришли какие-то люди, одетые в солдатскую форму. Они вели себя недостойно и старались выгнать меня.

Так все и записали, а потом вывели в вестибюль и велели сесть на скамейку рядом с комнатой, где вели допрос. В вестибюле висело огромное зеркало, во всю стену, и полицейские могли спокойно наблюдать за нами.

— Это только начало, — сказал я своему сыну. — Им надо дать понять, что нас не стоит арестовывать. Хорошо бы выкинуть какой-нибудь фокус.

— А что можно сделать?

— Ну… наши цепи, например. Они положили их в сейф и не заперли, мы можем их взять. Пусть знают, на что мы способны.

Проделали мы это очень просто. Я, вроде, направился в туалет, в конец коридора. Дверь там была открыта. Войдя в туалет, я, естественно, закрыл ее за собой. Но тут же открыл. Этого было достаточно, чтобы смотрящий в зеркало полицейский потерял нас из виду. Элиягу тем временем прошмыгнул в комнату, где нас допрашивали, взял цепь и сунул ее под рубашку. Я выхожу из туалета. А Элиягу выходит из комнаты и садится на свое место. Через некоторое время пошел в туалет он, а я проделал то же самое с другой парой цепей и тоже спрятал их под рубашку. Так мы унесли «вещественные доказательства безобразий в Меарат га-Махпела».