Франко Дзеффирелли - Автобиография

А еще эти флаги означали для меня знакомую культуру, принадлежность к которой я ощущал. Я въехал в Израиль через мост Алленби, и меня встретила делегация во главе с министром информации, прекрасно воспитанным и образованным человеком, знакомым с моим творчеством и проявлявшим ко мне глубокое уважение. Казалось, что его что-то беспокоит.

— Жаль, что вы приехали сюда с таким проектом, — сказал он, когда закончилась официальная часть. — С фильмом об Иисусе.

Мне стало любопытно.

— Не понимаю.

— Что здесь непонятного? Что бы вы ни сделали, как бы вы ни подошли к этой теме — хотя известно, что вы не антисемит, — это все равно не пойдет на пользу моему народу, — объяснил он. — Всякий раз, как снова рассказывается история Христа, просыпается ненависть к евреям. А с ней — опасности.

— Не могу поверить, — ответил я, — уверяю вас, моя цель — найти общие корни христиан и евреев, навсегда похоронить чудовищное недоразумение, приведшее к антисемитизму, о котором и говорить-то стыдно.

Его смиренная уверенность, что фильм неизбежно приведет к вспышке антисемитизма, глубоко взволновала меня, и я попытался докопаться до корней этого явления, понять его суть. С детства я видел несправедливость по отношению к евреям: мои флорентийские друзья были вынуждены бежать во время войны, потому что фашистская пропаганда утверждала, что евреи враги нашей расы, и их надо уничтожать. Теперь я собирался снимать фильм не о христианах, а о Христе, еврее, и мне надо было как следует понять отношение евреев к благовестию Иисуса. Найти серьезное объяснение, почему христианская цивилизация именно в умных и просвещенных евреях стала видеть врагов, недостойных жить рядом с христианами, разделять нашу культуру. Я думал об ужасах, которые им пришлось пережить, и вопросов становилось все больше.

Мы живем в эпоху образа и пытаемся найти ответы на вопросы, которые ставит перед нами мир, с помощью «векторного образа». Когда я слышу об антисемитизме и о евреях, сразу вижу перед собой худого, голодного еврейского мальчика с большими черными глазами, в огромной кепке и с желтой звездой на груди. Этот мальчик, родившийся в Берлине в 1930-х годах, через несколько лет был оторван от родителей и отправлен в один из «исследовательских» центров в качестве подопытного материала, где ему заклеивали рот пластырем, чтобы он не мог кричать, пытали, мучили и наконец сожгли. Неужели все это из-за того, что две тысячи лет назад в Иерусалимском храме несколько еврейских священников, хранителей Закона, судили и приговорили к смерти «святотатца» по имени Иисус? Неужели виноват и этот мальчик, и весь еврейский народ, талантливый, богатый выдающимися артистами, писателями, музыкантами, учеными, образцовыми гражданами, которые продолжают платить и не могут до конца расплатиться по старому счету Истории? Разве это возможно? Разве это приемлемо?

Прежде чем пуститься на поиски ответа и найти лекарство от этой исключительно живучей «чумы человечества», надо сначала установить происхождение заразы: когда и как родился антисемитизм?

Об этом и написал Папа.

Церковь впервые признала свою ответственность, когда Павел VI на коленях просил прощения за многовековые преследования евреев. Вполне вероятно, что гетто и погромы возникли во времена первых Пап. Варвары легко принимали христианство, а евреи ревностно оберегали свою веру и свои традиции.

Несмотря на ошибки и усобицы внутри самой церкви, слова Христа, Его весть дошли до нас в нерушимой целостности, а это и есть победа.

Мне бы не хотелось менять направленность книги, которая прежде всего рассказывает о событиях моей жизни и о связанных с ними размышлениях. Наверное, каждый человек должен задуматься об антисемитизме, потому что только все вместе мы сможем найти решение.

В течение долгих месяцев подготовки к съемкам «Иисуса» я внимательно изучал вопросы веры и узнал много нового, более того, открыл для себя неожиданные вещи. Например, выяснил, как изменились отношения между человеком и Богом с тех пор как Моисей получил скрижали завета. Десять заповедей нельзя назвать молитвой, это список требований, суровых и непоколебимых. А Иисус в молитве «Отче наш» принес в Священное Писание зародыш новых отношений с Богом: отношений милосердного Отца — Творца с Сыном — Творением, который не всегда может одержать победу [92] Личное толкование автора не совпадает с вероучением католической (и православной) церкви, которая в одной из главных молитв христианства — Символе веры — подчеркивает, что Сын — не творение, Он «рожден, нес отворен, единосущен Отцу», Своими крестными страданиями и смертью Он искупил человеческие грехи и, воскреснув, одержал окончательную победу над властью греха и смертью. . И, в более широком смысле, любви Бога ко всему творению. Это чувство пышно расцвело в св. Франциске Ассизском, как следует из его «Гимна творению»: Бог — это цветок, животное, ветер, огонь, солнце, звезды. Благодаря любви к творению человек может подняться до высот Божественного Духа и воспарить выше материи.

Мать Тереза тоже проповедовала всеобщую любовь и утверждала, что наш земной путь с момента зачатия — частица вечной жизни. Ее «Гимн жизни», который я хочу предложить вниманию читателей, чем-то напоминает Десять заповедей, но не суровостью требований Отца Владыки, а нежностью советов Матери Сестры.

Жизнь — это случай, не упусти его…

Жизнь прекрасна, любуйся ею…

Жизнь благословенна, вкуси от нее…

Жизнь — это мечта, пусть она станет явью…

Жизнь — это вызов, прими его…

Жизнь — это долг, исполни его…

Жизнь — это игра, сыграй в нее…

Жизнь — это любовь, насладись ею…

Жизнь — это тайна, открой ее…

Жизнь — это обещание, сдержи его…

Жизнь — это печаль, преодолей ее…

Жизнь — это борьба, сражайся с ней…

Жизнь — это жизнь, сохрани ее…

Что за женщина эта Мать Тереза, она всегда видела самую суть вещей! Как бы мне хотелось лучше ее узнать, ведь каждая минута рядом с ней была источником радости, и все, что нашим глупым головам казалось неразрешимым, легко находило выход.

На фильм об Иисусе надо было положить два года жизни. Речь шла о телесериале про жизнь Христа, буквально по текстам Нового Завета, без использования обширной апокрифической литературы и без фальшивого киномистицизма. То правдоподобие, которое может создать кино, должно было показать человечность Христа, и все. Просто, но ужасающе сложно. Щедрый бюджет, съемочная группа, которая, казалось, сошла со страниц журнала «Кто есть кто — театр и кино», и всем этим надо было руководить с жесткостью воинской дисциплины.

А еще надо было умудриться угодить зрителям различных культур, каждая из которых имела собственное представление о Боге. Лью Грейд не уставал повторять, что фильм должен быть рассчитан на все конфессии. Кроме того, среди зрителей наверняка найдется немало таких, которые, не обладая милосердием веры, без колебаний осудят малейший избыток сентиментальности и религиозного пыла.