Вадим Арбенин - Предсмертные слова

Остзейская баронесса ЭМИЛИЯ ФИОРАЛЬДИ,богатая, независимая красавица, с двадцати двух лет путешествовала по свету, и путешествовала совершенно бесцельно. Останавливалась на день-два в одном городе и отправлялась далее — куда бы ни ехать, лишь бы не сидеть на одном месте. Так она проездила до сорока двух лет. Прошла молодость, увяла красота. И вот в маленьком городке в Калабрии, в дешёвой гостинице, она умертвила себя угаром. В её ногах лежала издыхающая собачка, в руках была зажата предсмертная записка: «Я ездила двадцать лет. На свете много миллионов людей, но между всеми людьми я не нашла своего идеала. А потому я ухожу в другой мир, быть может, встречусь с ним там».

А еще одна дама послала в аравийскую пустыню за ядовитым пауком каракутом, больше известным в народе как «чёрная вдова», дала ему укусить себя в руку и принялась записывать: «Начинаю чувствовать последствия укуса: комната кружится, и я с трудом различаю, что пишу. Наверное, это уже конец. Впрочем, кто знает. Да мне и наплевать. Очень приятно… Очень… Да… Нет…»

А французский поэт и прозаик ПЬЕР БОРЕЛЬв самый разгар алжирского лета встал на солнцепёке с непокрытой головой и дождался, когда его хватит солнечный удар. В ответ на уговоры соседей-колонистов надеть шляпу или уйти в тень он неизменно отвечал им: «Не нужна мне шляпа. Природа сделала то, что могла, и мне не пристало её исправлять. Если она пожелала лишить меня волос, то, стало быть, ей угодно, чтобы моё темя было обнажённым». И вскоре упал замертво.

Уверенный, что любимая его Клеопатра, легендарная царица, правительница страны роскоши и чудес — Египта, погибла, бывший триумвир и наместник в восточных областях Римской империи МАРК АНТОНИЙударил себя в грудь обоюдоострым мечом. И довольно неудачно для искусного воина — лезвие лишь скользнуло по кости и распороло ему живот. Смертельно раненного, истекавшего кровью и потерявшего сознание великого полководца под покровом ночи перенесли в александрийский дворец к по-прежнему здравствующей Клеопатре, и царица купала в крови «римского Геркулеса» своё лицо и волосы и называла его «Мой господин» и «Мой повелитель». Ненадолго придя в себя, Антоний первым делом испросил себе стакан вина и, выпив его, пробормотал нечто похожее на «Я согласен умереть римлянином, но только в честном бою с другим римлянином». По другим же источникам, последними его словами были: «Всё, что я пораздаривал людям, по-прежнему остаётся со мною».

Девятью днями позже покончила с собой и КЛЕОПАТРА,которая славилась своими страстными речами на ложе любви. После роскошного пира царица, жадная до неизведанных наслаждений, прошла в свою спальню-мавзолей в Александрии, возлегла на золочёное ложе и продиктовала письмо римскому императору Октавиану, которому дала отпор и который заточил её во дворце: «…Похорони меня вместе с Антонием. Мы были неразлучны с ним при жизни и хотим быть вместе и в смерти». Затем велела двум своим рабыням, Ираде и Хармиане, принести корзину с фруктами, доставленную во дворец подговорённым крестьянином. На дне корзины, под жирными смоквами, свернувшись кольцом, лежала египетская кобра. Клеопатра, в царской порфире и с короной на голове, обставила свою смерть истинно по-царски. Золотой шпилькой, вынутой из волос, она уколола тварь: «Что ж, маленькая убийца, перережь своими острыми зубками узел, который так запутан судьбой». И та, злобно зашипев и обвившись вокруг царственной руки, ужалила египетскую блудницу в обнажённую грудь. «О, мой Антоний!.. Зачем мне жить…» Укус оказался смертельным. Послали за змеиным жрецом, чтобы отсосать кровь. Но было поздно. По иронии судьбы египетская кобра, посланец бога Солнца и символ царственной власти фараонов на земле и небе, убила царицу Египта, «нильскую змейку», как ещё называли Клеопатру. Сполна уплатив за роскошь и оргии, она умерла в ужасных страданиях. Но смерть её стала и её апофеозом, яд змеи не исказил небесных черт красавицы. Правда, представление об её надменной красоте, возможно, и преувеличено, но известно высказывание Паскаля, что «будь нос Клеопатры несколько короче, лицо мира стало бы иным».

ДЖОН СМИТ,отставной полковой офицер армии США, врубил в гараже мотор своего шикарного «кадиллака», откинулся на подушки сидения и включил магнитофон, записывая свои впечатления: «Запах бензиновых паров просто изумителен… Сейчас 6 часов 34 минуты… Немного режет глаза… Боюсь, как бы кто не зашёл в гараж… Время тянется очень медленно. 6 часов 36 минут… Двигатель работает превосходно… Все чувства заметно обострились… Никакого желания отказываться от задуманного… Кажется, мне становится всё лучше и лучше… Прошло уже 15 минут… Кажется, давление нарастает… поднимается… поднимается… подни…»

Английский врач принял медленно действующий яд и принялся записывать свои ощущения: «Жду. Чувствую себя просто счастливым. Впервые не ведаю чувства беспокойства. Да я свободен. Сердце у меня, наверное, сильное. Оно мне не откажет… Пульс замечательный… Чувствую себя великолепно — когда же всё это закончится?..»

А ещё один вырубил последнее своё прости плотницким топором на столешнице: «Что я мог, то и сделал. А чего не мог сделать, за то и не брался. Пусть делают за меня другие». И загнал топор в доски стола — едва его вырвали оттуда потом, — и выстрелил себе в голову из дробовика.

Да и американский миллионер-филантроп ДЖОРДЖ ИСТМАН,изобретатель «сухой» фотоплёнки и популярного фотоаппарата «кодак», был того же мнения: «Друзья мои! Свою работу я завершил. Так чего же ждать ещё? Дж. И.» — черкнул он не желавшей слушаться рукой в предсмертной записке. Затем достал из письменного стола пистолет, лёг на постель, зачем-то накрыл грудь мокрым полотенцем, приставил дуло пистолета к виску и нажал на курок.

Прежде чем уйти из жизни, министр внутренних дел Советского Союза ЩЁЛОКОВнаписал в предсмертной записке: «…C мёртвых ордена не снимают». Ничего подобного, уважаемый НИКОЛАЙ АНИСИМОВИЧ,ещё как снимают, и вы это знали лучше, чем кто-либо: вас лишили звания Героя Социалистического Труда и всех правительственных наград, кроме, конечно, боевых, заслуженных на фронте! В полдень 13 декабря 1984 года у себя на даче в Серебряном Бору генерал-полковник надел парадный мундир со всеми оставшимися наградами, зарядил двухствольный охотничий карабин и выстрелил себе в рот.

Виконт ЛУИ ЭЛЬМЕДАугостил вкусным обедом своих парижских друзей, а после десерта, под рукоплескания гостей, смело вошёл в клетку с тремя голодными львами, доставленными из зверинца. В оставленной Эльмедой записке друзья прочитали следующее: «Аккуратно соберите всё, что от меня останется, и похороните в фамильном склепе». Львы оставили от виконта лишь горку окровавленных костей.