Валерий Шамбаров - История княжеской Руси. От Киева до Москвы

На Александра Тверского Калита не гневался, не настаивал на его наказании. Просил лишь об одном: пусть в Орду соберут русских князей, и они решат, кто заводчик крамолы, а кто прав. Что ж, Узбек оценил покорность и усердную службу своего вассала. Князь Иван был отпущен в Москву, «пожалован Богом и царем». А его просьбу хан выполнил, вызвал к себе остальных князей, в том числе Александра Тверского. Доказательства его измены не вызывали сомнений. Ведь у Орды прекрасно была поставлена разведка, у Узбека имелись агенты в Литве, соглядатаи в Твери. Хан имел полную возможность получить от них дополнительную информацию о пересылках Александра с Гедимином.

Но вообще-то не исключен и такой вариант, что прощение тверского князя с самого начала было обманом. Узбек лишь хотел поиграть, попугать Калиту, чтобы не заносился. Но дальнейшая игра становилась опасной. Усобица порушит систему выплаты дани, ослаблением Руси воспользуются литовцы… Александр долго мешкал, откладывал поездку. Его люди слали из Орды противоречивые донесения – то о гневе хана, то наоборот, будто хан расположен к нему и намерен его возвысить. Чтобы не спугнуть его, Узбек направил в Тверь посла Исторчея. Он должен был действовать «не яростию, но тихостью». Как бы по секрету сообщил, что царь разочаровался в Калите, хочет отдать Александру великое княжение, но перед этим состоится суд, где будут рассмотрены права соперников и обстоятельства их спора. В августе князь все же двинулся в путь.

Калита на суд не поехал, недуги совсем скрутили его. Послал сыновей. А Александр только в ханской ставке узнал, что он по сути уже обречен. На этот раз ожидание было не особенно долгим, всего месяц. Александру был объявлен смертный приговор. Его сына Федора Узбек признал обманщиком и сообщником отца, тоже приговорил. В оставшиеся до казни дни Александр то истово молился, то проклинал собственную доверчивость, то кидался к бывшим покровителям с подарками и взятками. Все было тщетно. 28 октября явились палачи во главе с вельможей Товлубеем. Отца и сына обнажили, зарезали и расчленили трупы по суставам. Останки тверичам разрешили забрать для погребения.

Ни одна летопись (даже тверские) не упрекала московских князей в гибели Александра и Федора. Современники знали, что они осуждены за дело. Некоторые жалели – пострадали за родной город. Но они умерли по воле Узбека, а царь – орудие Божьего промысла. Летописец, рассказав о жуткой казни, тут же облегченно сообщал: «А князя Семена и братию его с любовию на Русь отпустиша, и придоша из Орды на Русь пожалованы Богом и царем». В Москву дети Калиты вернулись «с радостию и веселием». Конечно же, они веселились не по поводу смерти противника. Такое веселье было бы для христианина страшным грехом. Но и угрызений совести не испытывали. Правда-то была на их стороне. Радовались и веселились, что сами остались целы, что благополучно разрешился конфликт, грозивший неисчислимыми бедствиями Москве и всей Руси.

А Калита закрепил победу символическим действом. Властью великого князя он приказал брату казненного Константину, вновь вернувшемуся на тверской престол, снять набатный колокол в храме Спаса и доставить в Москву. Колокола были еще редкостью, большинство храмов довольствовалось железными или медными досками, билами. Горожане относились к своим колоколам с особенным почтением, гордились ими. Это была «душа» города. В Москве колоколов еще не имелось, в Твери, очевидно, был единственный – тот самый, что поднял людей на восстание. Калита вполне мог забрать его в 1328 г., когда Тверь потрошила Федорчюкова рать. Но тогда князь Иван не тронул его. Город и без того постигла жестокая кара, он заслуживал жалости. А сейчас Тверь проявила гордыню, не подчинилась Божьему суду. За это и последовало наказание. Выдача колокола означала покорность Твери, ее смирение с торжеством Москвы. И примечательно, что сразу вслед за колоколом вторая большая партия тверских бояр оставила свое княжество, уехала на московскую службу.

В конце правления Иван Данилович предпринял еще одно важное дело. Начал ставить новые стены и башни Кремля взамен обветшавших и пострадавших при пожарах. Хотя они были еще не каменными. У Москвы, в отличие от Новгорода, хватало средств лишь на каменные храмы, а Кремль возводили из вековых дубовых бревен. Тем не менее крепость стала хорошей защитой для жизни и безопасности москвичей. А одновременно со строительными работами князь заново спланировал и благоустраивал столицу, «такоже и посады в ней украсив и слободы укрепи».

Но и под самый занавес жизни на Калиту сваливались неприятные заботы. Заговор Александра Тверского показал Узбеку, что Гедимин, поддерживая выгодный для него мир, продолжает подспудные операции, подкапываясь под его улус. Псков, Новгород, Смоленск, Тверь… Сколько можно? Хан наметил тряхануть западных соседей большой войной. Ивану Даниловичу пришел приказ, поднимать все силы Северной Руси. Но Узбеку, кроме ратников, требовались деньги.

Новгородцы как раз в это время привезли в Москву «черный бор» с «закамским серебром». А едва успели сдать великому князю, как прикатился вдруг «запрос цесарев». Хан требовал уплатить второй «выход» – то ли внеочередной, то ли в счет будущих платежей. Ошеломленные новгородцы возмутились: «Того у нас не бывало от начала мира». Заявили, что Калита нарушает крестное целование, и денег ему не дадут. Но при чем здесь крестное целование? Над великим князем стоял царь, для Ивана Даниловича его распоряжение стало не менее неожиданным. А ничего не попишешь, приходилось исполнять. Он начал действовать по прежнему сценарию, отозвал из Новгорода наместников…

Завершать спор довелось уже не ему. Предание гласит, что в одну из ночей он услышал: кто-то дергает цепь у двери его спальни. Услышал и голос: «Се старец приде…» Встал и не нашел никого. Понял, что это весть о скорой кончине, предсказанная св. Петром. Иван Данилович не медлил, не колебался. Сразу распрощался с миром и постригся в монахи. Все дела передал сыну Семену. Это не требовало много времени. Калита, как истинно православный человек, загодя готовился к смерти, приучал наследника к правлению. Многие князья принимали постриг непосредственно перед кончиной. Иногда пытались таким образом «схитрить» перед Богом, а кого-то до последнего момента удерживали земные заботы. Иван Данилович ушел от мира по-настоящему. В монастыре он прожил два-три месяца. Господь дал ему возможность помолиться, покаяться.

Возможно, в эти месяцы он просматривал свою духовную грамоту. В ней все было взвешено, продумано, все учтено. Три его сына должны были совместно владеть Москвой. Она являлась общим достоянием – а значит, каждый из них был обязан защищать и украшать столицу. Прочие города Калита поделил неравномерно. Семен получил гораздо больше, чем Иван и Андрей. Это обеспечивало подчинение младших старшему. Великий князь не забыл и вдову, дочерей, но сумел найти такие удачные решения, что завещание служило не разделу, а сплочению московского дома.