Валерий Шамбаров - История княжеской Руси. От Киева до Москвы

Из ценного имущества Иван Данилович оставил после себя 12 золотых цепей, 9 поясов, золотую посуду: 6 чаш, 2 чары, блюдце, 2 больших сосуда и 2 поменьше, 10 блюд серебряных и коробочку золотую. Учтем – это полный список семейных драгоценностей самого богатого и могущественного князя на Руси. Не очень-то роскошно жили русские правители в XIV в. Парадных нарядов было всего несколько, хозяин распределил их поровну. Один «кожух» с шапкой – Семену, другой Ивану, костюм из импортного сукна – Андрею. То, что осталось из одежд попроще и 100 руб. денег следовало отдать московским священникам на поминовение души, большое блюдо серебряное – Пресвятой Богородице Владимирской. «А кто грамоту сию порушит, судить тому Бог».

31 марта 1340 г. Иван Данилович – инок Анания, преставился. Либеральные историки, самочинно присвоившие себе право «суда истории», постарались посильнее очернить Калиту. Впрочем, как и других великих деятелей нашего прошлого: Владимира Крестителя, Ярослава Мудрого, Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо, Ярослава II, Ивана III, Ивана Грозного. Современники оценивали Ивана Даниловича иначе. После его смерти «плакашася над ним князи, бояре, вельможи и вси мужи москвичи, игумени, попове, дьяконы, чернецы, и вси народи, и весь мир христианский, и вся земля Русская». Калита первым заслужил эпитет «собирателя Руси». Москвичи почитали его как святого, изображали с нимбом. Да и митрополит Киприан в конце XIV в. называл его не только «благоверным», но и святым [8]. А в старину этим словом не разбрасывались, оно применялось сугубо в прямом смысле.

Какая из двух оценок верна? Впрочем, об этом судить не нам с вами. Ведь Господь уже вынес Свое решение. Окраинная бедненькая Москва, на которую раньше никто не обращал внимания, превратилась в росток будущей Российской державы. Очередной раз сбылись слова Писания: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла; это от Господа и есть дивно в глазах наших». «И кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит».

Когда в Москве умирал Иван Данилович, неподалеку от нее уже закипала война. Ордынскую армию возглавил Товлубей, тот самый вельможа, который руководил казнью Александра Тверского. К нему присоединились с дружинами рязанский князь Иван Коротопол, Константин Суздальский, Константин Ростовский, Иван Юрьевский, Иван Друцкий, Федор Фоминский. Калита призвал в поход даже «князей мордовских с мордовичами». Московским полком командовали воеводы Александр Иванович и Федор Акинфич. Один из московских бояр, другой из бывших тверских, сейчас они уже шли сражаться под одними знаменами.

Войско вступило на Смоленщину, недавно перекинувшуюся от Орды на сторону Литвы. Но на самом деле сражаться против Гедимина хан не хотел. Главный удар он планировал на Польшу. Литовскому государю следовало всего лишь пригрозить и предупредить, чтобы он не поддержал поляков и прекратил интриги среди русских. Поэтому полчища Товлубея не затронули земель самого Гедимина, погромили лишь владения его союзника Глеба Смоленского, да и то не в полную силу. Разорили и пожгли села, пригороды и посады Смоленска, но осаждать и брать город не стали. Повернули назад, татары «со многим полоном и богатством», а «русские князья возвратишася восвояси здравы и целы». Да, «союз» Орды и Руси был именно таким, одни с полоном и богатством, а другие – слава Богу, что головы сохранили.

А дальше эпицентр событий переместился на юг. 7 апреля 1340 г. галицкие бояре отравили своего последнего князя Болеслава-Юрия. Кто был заказчиком, Орда, Литва, Польша или Венгрия, трудно сказать. Потому что одни бояре сразу же обратились в Орду, другие позвали на престол сына Гедимина Любарта, а польский Казмир III и венгерский Карл-Роберт двинули войска и захватили княжество. Подготовились они заранее, польский король попросил папу Бенедикта XII объявить крестовый поход на татар, Рим охотно согласился. Но и Узбек не дремал. От Смоленска его тумены успели скрытно перебазироваться южнее и в июле ринулись вперед. Пронеслись смертоносным ураганом по Правобережью Днепра, смели поляков с венграми, ворвались в Польшу, страшно опустошили земли по Висле. А некогда могущественное Галицко-Волынское княжество погибло. Ордынское наступление обратило его в пепелища и руины, уцелевшие правители подтверждали обещания платить дань хану, но Галиция осталась за поляками, а Волынь заняли литовцы.

Лишь осенью Узбек занялся русскими делами. На великокняжеский престол предъявил претензии Константин Суздальский, о правах «старейшего» вспомнил было и Константин Тверской. Но хан не желал больше экспериментировать. Он не забыл верность и заслуги Килиты. Впрочем, существовало еще одно немаловажное обстоятельство – отлаженная система сбора дани, созданная Иваном Даниловичем, была завязана на Москву, опиралась на ее структуры управления. Узбек передал ярлык на великое княжение Семену Ивановичу.

Хотя на Руси 24-летнему сыну Калиты пришлось заново утверждать свою власть и авторитет Москвы. Он послал наместников в Торжок для сбора дани, а новгородцы вздумали взбрыкнуть. Объявили, что покойный Калита нанес им «обиду», поссорился с ними, арестовали великокняжеских наместников и передали Семену, что он только московский князь, а Новгород своих правителей избирает . Это был преднамеренный вызов, «золотые пояса» сочли, что при молодом государе настало время потягаться за самостоятельность. Но Семен вызов принял.

Он созвал съезд князей Северной Руси и произнес перед ними весьма выразительную речь. Напомнил о временах Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. Указал: пока великие князья были сильны, а другие князья их слушались, Русь множилась «в людех и богатстве», на нее никто «не смеяше дерзнути, но вси покоряхуся и дани даяху». А когда поделились, принялись склочничать, «тогда наидоша татары, князя убиша, грады разориша», завладели Русской землей и возложили на нее тяжкую дань. «И ныне князей убивают, люди, всегда пленяюще, ведут в басурманство». Говорил, что князья достаточно сильны «землю Русскую оборонити», «ругатися не дати нечестивым, коли только меня послушаете». Для этого Семен продиктовал строгие правила: если возникнут споры, не воевать, а судиться перед великим князем. Если кто-то начнет усобицу, позовет татар или будет искать суда у них, на того «нам быти заедин». А первым делом надо смирить новгородцев и заставить подчиняться государям.

Не за эту ли речь Семена прозвали Гордым? Подобный эпитет в XIV в. носил недобрый оттенок. Гордыня – ужасный грех. Но ведь и речь выглядела настолько непривычной, дерзкой для своего времени! Калита подчеркивал смирение, а его сын вдруг произносит такие слова! Хотя смирение смирению рознь. Иван Данилович выражал его перед Богом, перед законным ханом. Но и он верил, что «Вавилонское пленение» не вечно. Настанет время, и Господь отнимет силу у Орды. Не сейчас, а когда-нибудь… Семен считал себя вправе открыто сказать об этом. Как бы то ни было, речь понравилась. Князья расправляли плечи. А может, и впрямь положение скоро переменится? В поход с москвичами дружно выступили суздальцы, ярославцы, ростовцы, белозерцы. Привлекли и митрополита Феогноста.