Елена Щапова-де Карли - САЛЬВАДОР ДАЛИ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ Я СТАЛА ЕГО МОДЕЛЬЮ

Спустя время мы с Толстым встретились на выставке Басмаджана, известного галерейщика, пропагандирующего русское искусство. Гарик был родом из Бейрута, жил бедно в комнатке на Пляс Пигаль и вдруг в одночасье стал богачом. Болтали, что он работал на несколько разведок. Меня он с удовольствием опекал: называл «анфан террибль» и часто водил пострелять в тир. Так вот, Гарик пригласил меня на открытие грандиозной выставки. Налил коньяку в кабинете и спросил: «Ты знаешь, Толстый оборвал мой телефон, умоляя сделать его выставку. Как ты думаешь, стоит ли?» Я засмеялась и предложила разыграть старого знакомого. Увидев меня в кабинете, Толстый бледнеет. «Лена против», – трагично произносит Гарик и рвет уже отпечатанный пригласительный билет на вы ставку Толстого на глазах у несчастного. Тут я произношу знакомое нам с Толстым слово: «Провокация!» Все хохочут.

А еще я в Риме работала репортером в журнале «Allegro romano» – «Веселые римляне»: брала интервью у знаменитых итальянцев и приезжающих звезд. Судьба свела меня с примой нашего балета Майей Плисецкой, которую пригласили поработать в Римскую оперу. С Майей я была знакома через ее брата Азария, частого гостя у нас в Москве. Как-то раздается звонок. В трубке – плачущий голос Майи: «Лена, катастрофа! Мне не платят, жить негде! Я живу в комнатке на рабочей окраине Рима». Ужас! Что делать? Звоню Тонино Гуэрре, с которым в то время дружила, и жалуюсь на итальянское негостеприимство. Он был так возмущен, что тотчас же набрал номер телефона дирекции театра и стал орать в трубку: «Вы имеете дело с мировой знаменитостью! Как вам не стыдно?!», но постепенно, слушая ответ, затих. Повесив трубку, гневно поворачивается ко мне: «Ты что меня позоришь? Она очень много получает, и ей оплачивают шикарный номер в гостинице. Майя просто экономит деньги!» В конце концов в ее судьбе приняла участие Наталья Андрейченко, жена Максимилиана Шелла, и сняла для Плисецкой достойный номер в гостинице.

Я же как могла старалась развлечь Майю, помочь забыть трудности и театральные склоки – таскала с собой в рестораны и на приемы. Мой муж это всячески поощрял: Джанфранко ее боготворил. Однажды Майя обратилась к нему с просьбой (он служил в банке): «Дорогой, помогите мне открыть счет, я не хочу ввозить заработанные деньги в СССР». Сказано – сделано! В одном из американских банков он нелегально открывает счет для Майи. Настал срок ее отъезда. Звонит Плисецкая: «Лена, у вас такой хороший вкус, не сходите ли со мной за компанию по магазинам? Мне надо кое-что купить». Я везу ее в район Рима, где продаются самые дорогие наряды. Майя устремляется к вешалке, небрежно шлепая мне на колени сумку: «Лена, следите за сумкой. Там 15 тысяч долларов. Мне непременно нужно все истратить. Не ввозить же их домой?» Надо сказать, деньги разошлись мгновенно. За усталой, но довольной Майей с огромными сумками шагала я – балерине нужно было копить силы для вечернего выступления. «Майя, может, зайдем поесть?» – предложила я, когда мы дошли до района вилла Боргезе. После того как я расплатилась в ресторане, Майя милостиво предложила: «Лена, можно я угощу вас кофе?» Когда вечером я пожаловалась мужу, он тут же нашел оправдание знаменитости: «Она же звезда, Лена, как ты не понимаешь?! Нельзя быть такой меркантильной».

Майя укатила домой, и очень долгое время от нее не было ни слуху ни духу. Вдруг раздается звонок из Испании. «Лена, – взволнованно почти кричит в трубку Майя, – меня, как всегда, обманули! Обещали дать премию «Via Condoti», и вот все срывается». (Эта почетная денежная премия вручается иностранным знаменитостям, которые проработали какое-то время в Риме. Церемония обставляется с большой помпой: улица престижных магазинов via Condoti перекрывается, расставляются столы, и на вручение приглашают звезд и местную знать. «Лена,-уже рыдает Майя.-Я не успела послать письмо о своем участии. Не могли бы вы похлопотать обо мне? Я мечтаю получить эту премию!» Муж тут же идет на прием к хозяину бутиков и распорядителю этой премии Джанни Батистони, который, на счастье, был его другом детства. Джанни в виде исключения разрешил Майе прислать письмо с опозданием, пообещав товарищу, что премия будет непременно за ней: «Да, посылать вам с женой отдельные пригласительные не буду,придете на прием с Майей». Через какое-то время я об этом эпизоде совсем забыла- у меня родилась Настенька, и я погрузилась в приятные хлопоты. Однажды, явно не в духе, звонит муж со службы: «Я сейчас приеду». По его взволнованному голосу я догадываюсь, что случилось нечто. В прихожей он бросает мне утреннюю газету. «Читай!» Крупный заголовок гласит: «Вчера советской балерине Майе Плисецкой вручили престижную премию на via Condoti. На приеме присутствовали…» Через час как ни в чем не бывало звонит Майя: «Я слышала, у вас родился ребенок? Лена, как вы могли испортить такую роскошную фигуру?!» «Майя, я могу вас поздравить с премией?» – перебиваю я ее. – «Ах да. Я вам вчера звонила, но ваша горничная сказала, что вас нет дома…» И тут же, чтобы уйти от темы, начинает жаловаться на брата Азария. Я ее остановила: «Вы сказали, что нас не было дома. Так вот, Майя, отныне для вас нас не будет дома никогда!» И повесила трубку. Эту историю я рассказала на страницах журнала «Веселые римляне», назвав ее «Блеск и нищета одной звезды».

– Лена, вы чувствуете себя иностранкой иди живете как русская за границей?

Я стала слишком итальянкой. 25 лет живу на Западе и уже изменилась. Когда приезжаю в Россию, то воспринимаю ее как чужую: той страны, которую знала я, уже нет. Как нет моего детства, юности. Нет людей, языка… Я люблю Италию, это моя вторая родина. Как графиня де Карли по статусу имею право присутствовать на приемах Папы Римского. А еще от итальянского правительства я получила крест и титул комендаторе. После Моники Витти я – вторая женщина, удостоенная этого звания. За итальянские переводы своих стихов я получила литературную премию «Медитерранео» вместе с Жоржи Амаду.

Мой муж умер от инфаркта прямо в банке десять лет назад. Мы с Настенькой живем в одной из оставшихся квартир на пенсию мужа. Все квартиры, виллы и дворец прокутили… Только после внезапной смерти Джанфранко я поняла, кем он был для меня и как я его не ценила. От горя стала много пить. Меня спасла трехлетняя Настенька. Как-то, собираясь в детский садик и натягивая сразу несколько пар колготок – как и я в детстве, – она вдруг сказала: «Мама, а ты не могла бы пить в другой комнате?» Дочь – мой ангел-хранитель, которого мне оставил Джанфранко…