Борис Васильев - Картежник и бретер, игрок и дуэлянт

Что он там дальше бурчал, я уж и не слышал. Я о Раевском думал. О глухом каземате его, тощей свечой освещенном...

...Я, признаться, спорами тогда мало интересовался, а Пушкин с Раевским постоянно о чем-то спорили. О стихах, о народах, об истории: Раевский, помнится, как-то при мне Пушкину пенял, что тот в стихах бесконечно эллинских богов да героев воспевает, а о своих - будто и не было их у нас. О Великом Новгороде говорил, о Вадиме, о Марфе Посаднице...

И вдруг иное припомнилось. Вечер, конь оседланный возле моей мазанки. И голос Раевского:

- Урсула взяли. Прямо в дубравах его...

...Я тогда как-то сразу понял, что майор попытается спасти нашего романтического Медведя ("Урсул" - медведь на местном наречии) во что бы то ни стало. Да он и не скрывал этого:

- Могу я на помощь твою рассчитывать, Александр?

- Вполне, майор.

- Тогда никому ни слова. Я попытаюсь разузнать, где Урсулу содержание определено, а там и тебя извещу.

Разузнал быстро: уже на третий день мы с ним встретились. В том же погребке, у Думиреску. Безусых гусарских корнетов, к счастью, там на сей раз не оказалось.

- В крепостном каземате в Бендерах. Окно каземата выходит во двор, где три караула даже ночью. А, заметь, казематы, выходящие на Днестр, пустуют.

- Но там же стены прямо в реку обрываются.

- То-то и оно, что в реку, - вздохнул Раевский. - Рыбу ловить любишь?

- Терпения не хватает.

- Придется полюбить.

- Зачем?

- Добрые люди просили глубину реки у самого замка замерить. А удобнее всего сделать это с удочкой в руках. И - в полной войсковой форме.

- Да кто же в офицерском мундире рыбу ловит, майор?

- Оригинал ты, Александр, понимаешь? Большой оригинал. Часовой со стены увидит офицера и даже не окликнет.

- Готов допустить. Но как ее замерять, глубину эту? Удочкой, что ли? И где именно?

- С тобой два гребца будут. Молчаливых.

А вот рядом молчания у меня не было:

...- Дурно крепостное право, спору в том нет, согласен. Но размах наш российский надо во взоре умственном держать, земли тощие, морозы. Морозы да снега - из-за них Россия спать обречена по полугоду. Как медведь. И чтоб медведь этот с голодухи лапу не сосал, им управлять нужно! Вот в чем роковая особенность наша, вот в чем, как бы сказать, особый путь. Ну, не Европа мы. Не Европа! И не будем ею, сквозняк один от этих окон прорубленных...

Батюшка все ворчал, матушка все дремала. А я опять в прошлое, в прошлое ушел, ощущения свои вспоминая...

...И главным в этих ощущениях тогда было - мистификация. Залавливают меня, юнца доверчивого, в некую веселую игру, которая и закончится развеселой пирушкой с хохотом и остротами. Правда, Раевский мало для подобной роли подходил: был и весьма образован, и сдержан весьма, даже суров подчас недаром Пушкин его Спартанцем именовал. Но розыгрыши очень тогда ценились, любили их придумывать, кишиневское общество и удивляя, и развлекая, а то и фраппируя. "Ладно, думаю, почему бы не поучаствовать..."

- Такова первая твоя задача, Александр. Когда решишь ее, скажу о второй.

Поскакал в Бендеры задачу исполнять. Лодка - в условленном месте, два гребца в ней, молчаливых и настолько черноусых, что так и тянуло за усы эти их подергать. Но - воздержался: играть - так по правилам. Молча поплыли к крепостным стенам. Один лодку на течении удерживает, чтобы не снесло, второй глубину веревкой с грузом замеряет, а я усердно червячка в воде отмачиваю.

Часовой на стене появился. Постоял, посмотрел на нас, но не окликнул. Решил, видно, что офицер и впрямь в тихое помешательство впал.

Замерили беспрепятственно, о чем не без тайного азарта и доложил я майору, а где-то в глубине мелькнуло: "Ну, мол, еще что удумал?"

* * *

И впрямь, не унимается Раевский:

- Задача вторая, Александр. Прутья, из коих решетки сделаны, разогнуть сумеешь?

- Чтобы решетки гнуть, надо сначала в каземат попасть, майор. Даже если я, предположим, и подстрелю кого-нибудь на дуэли, меня в кишиневский острог определят, но уж никак не в крепость.

- Тимофей Иванович Збиевский, комендант крепости в Бендерах, большой любитель понтировать. Но - в своем кругу. А круг - полицмейстер Бароцци.

- Не имею чести быть знакомым.

- Евдокия Ивановна Бароцци - родная сестра Пущина. Мы с Пушкиным как-то навещали их. Почему бы ему не повторить посещение? Разумеется, с нами вместе?

- Откажется, - сказал я, подумав. - Он мне говорил, что какой-то роман начал. Значит, его уже не оторвать.

- Попытаюсь.

Признаться, не по душе все это мне стало. Зачем в мальчишескую затею Александра Сергеевича втягивать? За ним и так в шестнадцать пар глаз наблюдают.

- Может, избавим Пушкина от этих забав, Раевский?

- Пушкин уедет до всех наших авантюр, Александр. Подальше. Скорее всего, в Одессу.

- Ну, и сколько я должен проиграть этому коменданту, чтобы согнуть решетку?

- Сердишься? - Раевский улыбнулся. - Прости, Александр, не мой это замысел. Я всего лишь звено в цепи.

- А чей же?

- В Молдавии есть хорошие люди, но кое-какую помощь просили им оказать. Ты одну задачу, для них весьма трудную, уже решил, осталась последняя - согнуть прутья решетки. Затем ты сразу же уезжаешь охотиться с господарем Мурузи, Пушкин - в Одессу, я - на лагерный сбор дивизионной школы. Остальное - если удастся, разумеется, - будет сделано без нас.

- Да я же в Канцелярию каждое утро являться должен, - напоминаю с этакой все уже постигшей усмешкой.

- Завтра явишься и получишь десятидневное разрешение отправиться на охоту по личной просьбе господаря Мурузи.

Как ни странно, но все именно так и случилось. Я получил вольную на десять дней, а Раевский каким-то образом уговорил Пушкина навестить в Бендерах семью полицмейстера Бароцци. На следующее утро мы выехали: Александр Сергеевич вместе с майором в карете, а я - верхом на арендованной лошади, к которой привык, потому что частенько пользовался ею для конных прогулок.

Пушкин был хмур и, казалось, очень недоволен собой. О чем они толковали с Раевским по дороге, не знаю, но майору удалось улучшить его настроение. Мало того, едва объявившись в доме полицмейстера, он тут же признался, что намеревается писать поэму о дерзком бегстве разбойников из тюремного замка, почему и просит непременно замок этот ему показать.

Однако гостеприимные хозяева сперва пригласили нас отобедать, сказав, что к трапезе непременно пожалует и сам комендант крепости. Это решало дело, мы дождались пожилого и весьма добродушного Тимофея Ивановича Збиевского, тут же, еще до обеда пригласившего нас к себе в крепость.

- На чашку, господа любезные, на чашку единую. Не обижайте старика.

- Берегитесь, - шепнула нам Евдокия Ивановна. - Он так называет пунш, который сам же и варит неизвестно из чего.