Виктор Гришин - Косыгин. Вызов премьера (сборник)

Однажды потребовалось осмотреть разрушенный мост через реку Свирь близ Лодейного Поля. Он сказал: «Поеду на дрезине». – «Нет, – ответило начальство. – Надо быстрее. Лети…» 28 июня 1944 г. при возвращении с задания на подходе к аэродрому у потрепанной машины неожиданно оторвалось крыло…

Этих подробностей Алексей Николаевич не знал. С Зубковым он, оказывается, был знаком по блокадному Ленинграду, когда занимался эвакуацией предприятий из осажденного города. Ведь метростроевцы сооружали на Ладоге порт Осинец, который стал одним из центров знаменитой ледовой «Дороги жизни»…

21 февраля 1964 г., в день рождения Алексея Николаевича звонит Клава:

– Татик, обязательно приезжай, нашему папе сегодня присвоили звание Героя Социалистического Труда. Это надо отметить!

Я уже, конечно, газеты с портретом Алексея Николаевича на первых страницах, указом, подписанным Брежневым, видела. Ровно в восемь сели за стол. По этому случаю Клавдия Андреевна и Аннушка постарались – в изобилии были сибирские пельмени – любимое блюдо юбиляра. Ну, как и полагается – звучали поздравления, тосты. Я, откровенно говоря, ни вино, ни тем более коньяк не любила и не пила. Вдруг Алексей Николаевич меня спрашивает:

– Татьяна, какой же ты шахтер, если рюмку коньяка за мое здоровье не выпьешь?

Пришлось, конечно, выпить. Потом Алексей Николаевич предложил сделать небольшой перерыв, размяться. Все встали и шумно задвигали стульями. Я вышла в соседнюю комнату – крохотную гостиную и – замерла от восторга: на маленьком столике стоял чудесный куст живой махровой белой сирени. Потом мой взгляд упал на красную коробочку, в которой лежала Золотая Звезда Героя. Я взяла ее, вбежала в столовую:

– Подождите, товарищи, посмотрите, что тут! Оказывается, Алексей Николаевич уже получил награду, а нам ничего не сказал!

Тут поднялся настоящий гвалт. Снова сели за стол – никакого перерыва. Заставили Алексея Николаевича звездочку в рюмку с коньяком опустить. Потом кто-то из мужчин прикрепил ее ему на костюм. Застолье продолжалось, вечер закончился песнями. Как всегда, солировал обладавший прекрасным голосом Алексей Иванович Шахурин…

С большим уважением и нежностью Алексей Николаевич относился к дочери. И хотя называл ее несколько грубовато «Люськой», в голосе его всегда отчетливо звучали ласковые нотки. Ее пятидесятилетие отмечали на даче в Архангельском. Народу собралось не очень много. Из-за стола поднялся Алексей Николаевич и самые первые, самые проникновенные слова он сказал о Клавдии Андреевне. Было очень тихо, все понимали, что значит для него, когда в золотой юбилей дочери рядом нет самого любимого и родного человека – жены и матери. Поздравив Люсю с юбилеем и орденом Дружбы народов, которым она была награждена, он расправил плечи и улыбнулся:

– А как здорово, друзья, что Люська у меня директор библиотеки! Какая хорошая работа! Вот пойду на пенсию, обязательно стану работать в библиотеке, буду сидеть и книжки почитывать. Красота – сиди и почитывай.

А Люся ему:

– Ну-у, пап, я что ж, по-твоему, только и делаю, что читаю?

– Не знаю, не знаю, как там ты, но это здорово, когда можно спокойно посидеть, отдохнуть за книгами.

Он очень любил литературу, театр, но времени на все это у него, к сожалению, не было…

Последний раз я видела Алексея Николаевича в декабре 1980 г. Звонит мне Люся:

– Танечка, вы не хотели бы завтра поехать со мной в больницу, навестить папу?

– Конечно хочу, – отвечаю я.

На следующий день, а это было воскресенье, она заехала за мной, и через пятнадцать минут мы были на Ленинских горах, у недавно построенной клинической больницы на Мичуринском проспекте.

Он нас уже ждал, даже спустился в вестибюль. Встреча была очень сердечной. Обнялись, расцеловались. Правда, вначале, как мне показалось, он был чуточку смущен – ведь я впервые видела его свободным от всех дел – пенсионером… Но это было лишь мимолетное замешательство. Потом он весело спросил:

– Ну, девчонки, будем чай пить или гулять пойдем?

На улице морозец, градусов десять – пятнадцать, и мы в один голос: «Пошли гулять». Отправились. С одной стороны Люся, с другой я, а он в середине. Позади нас шел врач, у него была сумка с красным крестом.

Гуляли долго. Настроение чудное, веселились, много смеялись, шутили. Я никогда не видела Алексея Николаевича таким раскованным, умиротворенным. Потом, помню, он спросил:

– Ну, Татьяна, расскажи, что там, на воле интересного?

– Вот послушайте, Алексей Николаевич, – ответила я, – интереснее ничего не придумаешь…

И рассказала, как накануне была в Доме ученых на чествовании Папанина. Ему исполнилось 86 лет. Конечно, дата не «круглая», но в таком возрасте каждый год на счету. Всем известно, какой он весельчак, балагур, умница. Конечно, народу набралось тьма-тьмущая. Тут и моряки с Севера, и космонавты, и ученые, и актеры, и писатели. Вот на трибуну поднимается президент Академии наук Анатолий Петрович Александров. Огромный, мощный человечище. Они с Папаниным друзья. Очень сердечно поздравил юбиляра, потом подошел к нему, чтобы обнять, а тот недоумевающе отстраняется: «А ты кто такой? Я что-то тебя не помню». Можете себе представить эту сцену? Зал замер. Мертвая тишина. Но Александров, видимо, наперед зная все его шуточки, вернулся к трибуне: «Ну, Иван Дмитриевич, как же ты меня не помнишь? Ведь у меня и сорок лет назад была такая же прическа». И похлопал себя по гладкой, как бильярдный шар, голове. Народ рыдал от хохота. Как маленький медвежонок, Папанин бросился к нему, обнял и с такой простодушной детской улыбкой: «Толя, Толя, а я пошутил, я пошутил…»

Алексей Николаевич смеялся до слез. На прощанье я подарила ему маленькую шахтерскую лампочку с буквой «М». Он поблагодарил и сказал:

– Знаешь, Татьяна, я с этой лампой буду по вечерам гулять.

Выглядел он тогда превосходно – посвежел, даже немного округлился, морщинки на лице разгладились. Такие светлые, веселые глаза. И ничто не предвещало беды…

Раньше я никогда не видела Алексея Николаевича во сне. А через несколько дней он мне приснился. Проснусь, ворочаюсь, но снова и снова он передо мной: вижу его лицо с легкой улыбкой. Черный костюм, белая рубашка, прифранченный такой. Утром сразу позвонила Людмиле:

– Люсенька, как папа себя чувствует?

– Все хорошо, – отвечает она. – Я сейчас к нему еду.

Она каждый день у него к одиннадцати бывала. А вскоре мне звонят – Алексей Николаевич скончался. Люся в тот день опоздала на несколько минут… Тут же я про сон свой вспомнила. Ну, просто кошмар, мистика какая-то!

Ах, до чего быстро летит время. Без перерыва с 1933 по 1986 г. проработала я на московском Метрострое. Помню все этапы, все подробности этой крупнейшей столичной стройки, помню людей, всех, с которыми довелось жить и работать. Сегодня я – председатель Совета ветеранов войны и труда Метростроя.