Виктор Гришин - Косыгин. Вызов премьера (сборник)

Скажу сразу – я не был непосредственным свидетелем случившегося. Но, конечно, сразу же состоялся самый обстоятельный разбор события. И вот что установлено достоверно.

В тот день стояла хорошая теплая и тихая погода. Днем, перед обедом, Алексей Николаевич решил поплавать по реке. У него была спортивная лодка-одиночка, со скользящим сиденьем, с фиксацией ног. Он только-только успел отплыть от мостков. Следом, на обычной лодке, отчалила охрана. Помнится, Алексей Николаевич нередко подтрунивал над ними: «Смотрите-ка, молодые, крепкие ребята, гребут – все в поту и в мыле, но никак не могут угнаться за мной. Я-то ведь уже в годах…»

Буквально через несколько минут у него произошло (тут не обойтись без медицинского термина) небольшое субарахнаидальное кровоизлияние: в паутинной оболочке головного мозга, видимо, лопнул небольшой сосудик. Алексей Николаевич потерял сознание. Лодчонка верткая, неустойчивая – перевернулась. И, считаю, это великое счастье, что его ноги были надежно закреплены и он не выскользнул из лодки. Подоспела охрана, спасла его. Хотя у него и не было активного дыхания в этот момент, вода в легкие все же набралась, со всеми вытекающими последствиями…

Это сегодня на компьютерном томографе мы можем сразу посмотреть, где и что произошло, но в то время такой аппаратуры не было.

– До самого последнего момента я все помнил, – рассказывал мне позже Алексей Николаевич. – Вот самолет летит – вижу. Шум доносится – слышу, а потом вдруг шум исчез. Я еще успел подумать – почему самолет вижу, а шума нет? И все – дальше ничего не помню…

Как я уже говорил, Алексей Николаевич был здоровым, физически крепким человеком. Сердце его не беспокоило, хотя он переносил очень большие нервные и физические нагрузки. Осенью 1979 г. у него внезапно произошел сильный инфаркт. Более двух месяцев он провел в больнице, затем долечивался в санаториях, в Барвихе под Москвой, затем в Кисловодске. Немного окрепнув, он стал исподволь увеличивать нагрузки. Скажем, во время прогулок стремился выбирать тропинку или дорожку покруче, я же старался провести его по более ровному месту, пытался его сдерживать.

– Нет, – сопротивлялся он, – хочу себя испытать.

– Алексей Николаевич, вам не стоит так активно двигаться, сердце следует поберечь.

– Сердце, сердце, – говорил он сердито. – Если оно такое дрянное, если не может работать нормально, то и черт с ним.

До поры до времени это все сходило с рук.

В октябре 1980 г. у Алексея Николаевича случился второй обширный инфаркт. Его положили в клинику на Мичуринском проспекте. Для всех подобных больных вероятность летального исхода достаточно высока, а у него, после двух тяжелейших инфарктов миокарда, это могло случиться в любой момент. Но ведь все индивидуально, и мы предпринимали усилия, чтобы уменьшить эту вероятность.

Понемногу он стал поправляться, ему были даже разрешены прогулки по территории больницы.

Но вот я узнал, что Алексею Николаевичу предложили подать заявление об отставке. Чья это была инициатива, сказать не берусь. Но какой-то звонок был. Думаю, что звонил все-таки не Брежнев, скорее всего с Алексеем Николаевичем говорил Черненко. Алексей Николаевич написал небольшое заявление, потом прочитал его мне. Подробно содержание теперь, конечно, не помню, но слова, что он благодарен ЦК, Верховному Совету и Совету Министров за многолетнее доверие, в нем были. Это точно. Заявление он послал фельдсвязью, но передал не совминовскому курьеру, как обычно (я их почти всех знал в лицо), а специально приехавшему гонцу из ЦК.

Конечно, Алексей Николаевич сильно переживал случившееся, что сказалось на его моральном состоянии, самочувствии.

– Правильно ли я поступил? – спросил он меня.

Я-то вижу, что решение он принял, обратного пути нет:

– Конечно, Алексей Николаевич.

…В то утро, 18 декабря 1980 г., предстоял обычный врачебный обход – мы просто должны были его осмотреть. Алексей Николаевич сидел на постели. Он посмотрел на нас, улыбнулся и вдруг – завалился. Возникла внезапная острая коронарная недостаточность с остановкой сердца. Здесь же у кровати был установлен дефибриллятор, другая аппаратура. Через несколько секунд мы приступили к реанимации. Однако, увы, запустить сердце так и не удалось…