Вадим Парсамов - Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

В России феодализма не было, и сельское население, живущее общиной, всегда преобладало над городским. Следовательно, в России нет почвы для образования пролетариата. «Странный, однако, факт, может быть, многими и не замеченный, – в России, государстве самодержавном и в котором в большом размере существует рабство, находится и главный элемент социалистических и коммунистических теорий (по пословице: les extrèmesse touchent) – это право общего владения землями четырех пятых всего населения России, т. е. всего земледельческого класса: факт, чрезвычайно важный для прочности будущего благосостояния нашего отечества» [789].

Мысли Фонвизина об общине, на первый взгляд, напоминают аналогичные идеи А. И. Герцена [790]. По сути они глубоко различны. Для Герцена община – зародыш будущего социалистического устройства, русский социализм. Для Фонвизина – путь избежать социалистических преобразований, своего рода гарант того, что коммунистические идеи в силу своей избыточности на русской почве не приживутся. Подобно тому как прививка содержит в себе гомеопатические дозы того вируса, от которого ее делают, община «защищает» организм русского народа от заражения его коммунистическими идеями. То, что на Западе социалисты пытаются создать искусственным путем, в России существует в естественноисторическом виде. Таким образом, если главная проблема Европы заключается в том, чтобы избежать социалистической революции, главная проблема социального переустройства России по-прежнему заключается в отмене крепостного права.

Происхождение крепостного права Фонвизин, вслед за профессором Дерптского университета И. Ф. Г. Эверсом, относит к эпохе монголо-татарского нашествия: «Крепостное состояние земледельцев в России есть одно их тех мрачных нравственных пятен, которые наложены на наше отечество в бедственную эпоху монгольского владычества» [791]. Это ошибочное положение привело и к тенденциозному истолкованию законодательства Московской Руси (Судебники 1797 и 1550 гг.) как направленного на облегчение участи крестьян путем предоставления им права свободного перехода в Юрьев день от одного помещика к другому. В действительности же речь шла не о раскрепощении, а о закрепощении крестьян. Однако для Фонвизина, считавшего, что крепостное право может и должно быть отменено только сверху, важно было найти прецеденты в истории. Утверждая, что «крестьяне окончательно прикреплены к земле» [792]в царствование первых Романовых – Михаила и Алексея, – Фонвизин объясняет это не только действиями правительства, но «тем апатическим равнодушием, до которого доведен был народ продолжительным рабством под игом татар» [793].

Полагая, что «рабство есть главное условие несовершенства нашего общественного состава» [794], Фонвизин разрабатывает программу отмены крепостного права, явно рассчитанную на правительство Николая I. Можно полагать, что со времен, предшествующих декабристскому восстанию, в его взглядах на проблему освобождения крестьян произошли существенные изменения. Большинство идеологов декабризма видели решение крестьянского вопроса в чисто политической плоскости. По их мнению, достаточно было объявить крестьян свободными, для того чтобы сами собой установились справедливые социальные отношения, и Россия превратилась в развитую экономическую страну. Отсюда проекты безземельного освобождения крестьян Н. М. Муравьева, Н. И. Тургенева и И. Д. Якушкина. Пожалуй, только один Пестель понимал, что решение крестьянского вопроса лежит как в политической, так и в социальной сфере.

Освобождению крестьян, по мнению Фонвизина, должны предшествовать социальные преобразования в деревне, проведенные правительством. Понимая, что освобождение крестьян с землей может задеть имущественные интересы дворянства, Фонвизин предлагает ряд мер, способных, по его мнению, компенсировать дворянству материальные потери, а также обеспечить «сохранение его политического значения». Правительство должно «в продолжение известного времени скупить по вольной цене всех находящихся в дворянском владении крестьян и дворовых людей с землями, на которых они поселены» [795]. Гарантией того, что освобождение крестьян не приведет к массовой пауперизации, служит общинное землевладение. «Упрочится навсегда благосостояние многочисленного класса земледельцев уравнением купленных крестьян с государственными, имеющими в России общественное право владения землями, принадлежащими не частным лицам, а государству: важное, существенное преимущество нашего отечества пред другими европейскими народами, изнемогающими под бременем многолюдного класса бездомников (prolétaires), которых необеспеченное состояние заставляет беспрестанно стремиться к ниспровержению установленного порядка и искать в насильственных переворотах улучшения жалкой своей участи» [796].

В общине Фонвизин видел средство избежать революционных потрясений и тем самым продемонстрировать миру особый, русский и шире – славянский, путь развития. Полемизируя с Гегелем, отказавшим, как известно, славянским народам в праве считаться историческими, то есть участвующими в мировом историческом движении, Фонвизин, как ему казалось, нашел для них raison d’être в общинном устройстве. Отсюда его идея панславизма: «Может быть, так называемый панславизм, о котором с таким пренебрежением отзываются немцы и французы, не есть порождение фантазии и не пустая мечта, как многие из них утверждают» [797].

Однако при всем этом бывший декабрист не только избежал крайностей славянофилов, но и вступил с ними в полемику. В статье «О подражании русских европейцам», написанной не ранее 1852 г., Фонвизин обратил внимание на то, что либерализация политического режима в России всегда сопровождалась ориентацией правительства на Европу: «Из русских государей Екатерина II и Александр I более всех дорожили мнением Европы и увлекались духом подражания, и зато сколько полезных и блистательных явлений ознаменовали эти два царствования, сколько славного совершилось в них!». Этому противопоставляется николаевское царствование с его официальной народностью и критическим отношением к европеизму. Не отделяя славянофилов от теоретиков официальной народности, Фонвизин в качестве курьеза показал немецкие истоки их доктрины: «Это есть запоздалое заимствование – подражание немцам, которые в эпоху освобождения Германии от ига Наполеонова с таким жаром толковали о своей народности (Volkstum), в стихах и в прозе выхваляли феодальный быт средних веков, проклинали влияние Франции на Германию и страсть немцев, особенно прирейнских, подражать французам, стало быть, те, которые восстают против подражания иностранному, сами увлекаются духом его, невольно подражая примеру немцев» [798].