Михаил Вострышев - Патриарх Тихон

Теперь патриарх в темнице, митрополит Вениамин предан суду. Вопрос «Как жить?» принадлежал прошлому — надо было готовиться умирать.

28 мая/10 июня начался судебный процесс над петроградским духовенством. По делу было привлечено восемьдесят шесть человек. Их обвинили в том, что они были членами организации, действовавшей в контрреволюционных целях, «путем возбуждения населения к массовым волнениям в явный ущерб диктатуре рабочего класса и пролетарской революции» и в использовании «религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти».

Вход в зал бывшего Дворянского собрания был строго по билетам, которые выдавались верным красноармейцам. Тысячи же горожан запрудили Михайловскую и Итальянскую улицы в благоговейном молчании.

Третий день на Петроградском процессе был посвящен митрополиту Вениамину. На вопросы обвинителей и защиты «подсудимый Казанский» — так в миру три десятилетия назад звали владыку — отвечал:

— Мое отношение к советской власти было отношением законным, все декреты и распоряжения, по силе возможностей и понимания, я выполнял…

— Письмо в комиссию помощи голодающим я написал по личному убеждению. Перед его написанием ни с кем не говорил, но обменивался мнениями по этому вопросу со всеми, кто встречался со мной…

— Мои доклады и решения правление приходских советов не обсуждало, для них они были обязательными. Заседания мои с правлением протоколами не фиксировались, был просто обмен мнениями по какому-либо вопросу…

— О поездке профессора Новицкого к патриарху Тихону мне было известно, я ему поручил привезти из Москвы воззвание патриарха о пожертвовании церковных ценностей для голодающих. Новицкий привез воззвание, передал мне благословение патриарха и сообщил, что патриарх разрешит пожертвовать не только подвески, но и другие ценности, если мы к нему за этим обратимся…

— Речь в лавре я произнес в воскресенье, числа 25–26 февраля сего года. Я указал, что для верующих совершается печальное явление, как закрытие некоторых домовых церквей, и что изъятие церковных ценностей может быть произведено и некомпетентными лицами, вследствие чего в церкви может не оказаться необходимых предметов для богослужения. Надо молиться, чтобы такого не случилось…

— После совещания с Боярским и Введенским по поводу письма двенадцати священников я не называл Введенского «иуда, предатель». Я считаю его показания не совсем точными и прошу, чтобы он был в качестве свидетеля на суде…

— Я управлял единолично. Правление приходских советов существовало не как административный орган, а само по себе, так как церковная жизнь приняла новые формы…

— В письмах я высказывался не как администратор, а как духовный пастырь. Частные мои письма через канцелярию не проходили…

— В настоящее время церковные ценности отданы во временное пользование верующим и духовенство не является их распорядителем. Верующие не должны препятствовать изъятию, а должны относиться как и каждый гражданин к постановлениям власти. 16 марта мной даны правила духовенству, как вести себя при изъятии ценностей в церкви…

— Меня просили призвать верующих к принятию активного участия в изъятии церковных ценностей. Но с этим я обратиться к ним не мог, так как такой поступок явился бы оскорблением святыни. Если бы нам пришлось просто исполнять декрет, мы провели бы его полностью и не рассуждая. Но нас призвали для переговоров с властью. При разговорах в Смольном товарищем Комаровым [67] Н. П. Комаров (настоящее имя и фамилия — Федор Евгеньевич Собинов, 1886–1937) — секретарь Петроградского губисполкома. было сказано, что мы ослабим, изменим декрет, может быть, будет дано разрешение на добровольное пожертвование. Если бы оно было разрешено, цель была бы достигнута одна и та же…

— В своих действиях я руководствовался пониманием церковным, евангельским…

Специально подобранная атеистическая публика, слушая владыку, все больше проникалась к нему уважением: ни показного бахвальства, ни желания переложить вину на других, ни уверток от ответов на конкретные вопросы. И при этом твердая уверенность в своей правоте, в правоте, которая идет не от тщеславия, а от любви к Церкви и православному человеку.

Судьи переполошились. Чтобы сбить очарование митрополитом, в атаку был брошен боевой авангард — получивший за ненависть к православию звание «почетного красноармейца» Красиков. Его обвинение было построено не на фактах, а на полуграмотных революционных фразах, с помощью которых он уверенно продвигался в высший эшелон власти:

— Дело идет о церковной организации, о церковной периферии и примыкающих к ним кругам, которые используют эту имеющуюся еще в наличности религиозность русского крестьянина, русского рабочего, русского обывателя с целью классовой, с целью ниспровержения рабоче-крестьянского правительства и вообще строя, который сейчас стремится создать трудящийся класс населения…

— Когда мы разрушили Старое государство, когда разрушили старую классовую самодержавно-монархическую и капиталистическую систему и разрушили весь аппарат этой системы, то есть чиновнический, бюрократический, военный аппарат, то мы, конечно, должны были разрушить и часть этого аппарата церковного…

— Кто мешал Вениамину, имея доступ в Смольный, имея перо и чернила, сказать советской власти или просто написать в Совнарком: граждане коммунисты, а вы знаете, что я, собственно говоря, имею право выгнать там всю эту белогвардейщину?..

— В Русской Церкви не было ни одного момента живого, каким иногда некоторые Церкви еще отличались в некоторые периоды своей исторической жизни…

— А когда, наслушавшись этих детских сказок, лупят здесь Введенского камнем по голове, то говорят: «Ведь это частица толпы, она, конечно, невежественна, но на это не стоит обращать внимания». Восемнадцать зубов выбили!..

Разохотился Красиков на лживые слова, сыплет ими уже совсем без разумения. Он уже готов судить Петроградского митрополита за камень, брошенный на улице старой женщиной в протоиерея Введенского — новоявленного иуду, донесшего в следственную комиссию на арестованное духовенство, будто бы все они — контрреволюционеры и все их помыслы не в делах церковных, а в восстановлении самодержавия. Все чаще срываются с революционного языка обвинителя грозные слова: «черносотенство», «масса понимает», «советская власть сметет митрополита», «пособники мрака», «пролетарская совесть». Приговор предрешен не здесь, в зале, где вряд ли кто-нибудь искренно верил в виновность владыки, а там, в бывшей святыни православия — Московском Кремле, где ныне упражняются в ненависти к многовековой русской культуре псевдонародные комиссары. Правда, главный виновник уничтожения Церкви — Ленин — уже не может порадоваться успехам предложенной в его письме кампании — в летней резиденции Горки 11/24 мая его настиг удар паралича.