Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста

Однако, наученный многими примерами активного сопротивления народа панским притеснителям, управляющий вскоре обрел способность мыслить реалистически. Он понял, что рабочих нельзя усмирить репрессиями, они пойдут в своем протесте дальше, тогда не избежать крупных неприятностей, и решил удовлетворить требования забастовщиков.

Ободренные удачей, наши подпольные группы, возглавляемые Степаном Бараном и Михаилом Лапытько, организовали стачки на кирпичном заводе в местечке Заскевичи Ошмянского уезда и на лесопильном заводе в Сморгони.

Много славных боевых операций осуществил и отряд моего друга Кирилла Орловского.

В сентябре разведка доложила ему, что польская полиция получила приказ усиленно охранять железную дорогу на участке Пинск - Лунинец, потому что 24-го числа здесь должен проехать в специальном поезде новый полесский воевода Довнарович. Орловский решил лично познакомиться с этим польским сатрапом.

Он взял с собой 40 бойцов и устроил засаду у станции Ловчи. Поезд воеводы, как не раз практиковалось, был остановлен ложным сигналом красного флажка. Партизаны окружили состав, отцепили паровоз, взорвали пути, обезоружили охрану и пассажиров. Кроме Довнаровича, в поезде ехали комендант XIV округа полиции Менсович, епископ Лозинский и сенатор Вислоух.

Кирилл Прокофьевич имел обстоятельную беседу с воеводой. Поняв, что перед ним партизаны, Довнарович изменился в лице. Как ни велика была шляхетская ненависть к повстанцам, а все паны, попав в подобные обстоятельства, непременно пугались и молили о пощаде. Новый воевода Полесья ничем не отличался от своих коллег и обратился к Орловскому с жалобной речью:

- Пан партизан, прошу учесть, что я приказал своим офицерам не оказывать сопротивления и сдать оружие. Сохраните мне жизнь, и я немедленно подам в отставку.

- Вы твердо решили, пан воевода?

- Да, да, пан командир! Слово польского дворянина.

- Подавайте! - сказал Орловский и велел бойцам проводить Довнаровича на станционный телеграф.

Воевода отправил телеграмму в Варшаву, вернулся в вагон-салон и предъявил Кириллу квитанцию.

- Но запомните, ясновельможный пан,- сказал Орловский,- если нарушите обещание, не сносить вам головы.

С этими словами Орловский покинул поезд. Партизаны забрали трофейное оружие, деньги, служебную корреспонденцию и скрылись в. лесу.

Эта операция вызвала жестокие репрессии, но Кирилл Прокофьевич оставался неуловим.

В ноябре 1924 года аналогичную акцию близ станции Лесной провели партизаны Барановичского уезда. Они остановили поезд, разоружили шестерых офицеров, нескольких сержантов и капралов, двенадцать солдат и двух полицейских. Власти бросили в погоню крупные подразделения полиции и армии, перекрыли все дороги, блокировали лес, где скрывались патриоты. Но храбрые бойцы сумели возле деревни Залесье прорваться сквозь вражеское кольцо. Шестнадцать участников налета на поезд в ночь на 13 ноября, измученные преследованием, зашли передохнуть в деревню Нагорную Чесновку. И здесь их спящих схватили уланы.

Суд напуганных и озверевших панов был скорым. Четырех героев - Харитона Кравчука, Ивана Струкова, Николая Ананько и Ивана Фирмачука расстреляли. Еще четверых - Адама Шопна, Алексея Лашука, Федора Макаровича и Николая Лавчука приговорили к пожизненному тюремному заключению.

В 1925 году партизанское движение в Западной Белоруссии пошло на спад. Причин тому было много - и политических и организационных. Широкие массы народа не были готовы к вооруженному восстанию, отсутствовал прочный союз рабочих и крестьян, революционные выступления на оккупированных землях не увязывались с борьбой польского пролетариата. Коммунистическая партия Западной Белоруссии не сразу учла изменившуюся ситуацию и с опозданием перешла к новой тактике. Большой вред партийной работе и руководству народным сопротивлением принесли провокаторы.

Используя ошибки освободительного движения, польское правительство перешло в ожесточенное наступление на революционные организации. В апреле 1925 года только в Новогрудском воеводстве было арестовано 1400 подпольщиков, партизан и их помощников. По всей западнобелорусской земле прокатилась волна террора, карательных экспедиций, расправ с мирным населением.

Но партизаны - люди не из пугливых. Наш отряд и в этих условиях продолжал боевую деятельность. В апреле мы решили разгромить полицейский гарнизон в Ошмянах. Это должен был быть второй налет на уездный город, причем также с освобождением политзаключенных из тамошней тюрьмы.

Я уже заканчивал отработку плана, когда в мою землянку пожаловали двое товарищей. Первый был наш подпольщик Николай Рак, второй - связной из Вильно Николай Врублевский. Мы давно поддерживали контакты с Врублевским, но никогда еще не видели его у себя в лагере. Значит, его привело к нам дело чрезвычайной важности. Посланец партийного центра был серьезен и невесел.

- Кончай партизанить, Воложинов,- сказал он.- Вот письмо ЦК КПЗБ ко всем партизанским отрядам.

В большой тревоге и недоумении взял я поданную бумагу. Центральный Комитет призывал нас прекратить партизанские методы борьбы и сконцентрировать все усилия на организационно-массовой работе среди крестьян.

- Как это понять, товарищ Врублевский?

- А вот так, друзья. Переходим к новой тактике. Если же продолжать по-старому, то погубим людей и навредим делу партии.

- Да понимаешь ты, умная голова,- продолжал я.- У нас же операция запланирована: нападение на уездный город, освобождение политзаключенных. Не можем же мы вдруг отказаться от всего.

- Надо отказаться. Директива ЦК.

Я был вне себя. Столько лет провести в лесу, в боях, и вдруг все летит к чертям.

- Послушай, Врублевский, разреши провести последнюю операцию, а уж потом распустить отряд.

- Не могу разрешить, не уполномочен. Выполняй партийные указания.

Нечто подобное я испытал, когда 5 лет назад отменили вооруженное восстание в Литве. Умом понимал, что так надо, что партия знает, как поступить в той или иной ситуации, а душа не принимала.

Всю ночь я и Филипп Яблонский беседовали с Николаем Врублевским. Опытный, хорошо теоретически подкованный партийный работник, он рассказал нам, как непросто и нескоро пришел Центральный Комитет к выработке новой тактики и как важны, злободневны эти партийные решения.

У меня и Филиппа было множество вопросов к Врублевскому. Один из самых сложных такой: как жить дальше партизанам, давно и окончательно перешедшим на нелегальное положение? Ведь они не могут вернуться в свои деревни, их там схватит охранка и расправится беспощадно. И в лесу нельзя оставаться, отряд будет распущен. Что же им делать?