Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста

Получив приказ хунты явиться в штаб, мы попросили офицера передать главарям мятежников, что к вечеру непременно явимся. Это была военная хитрость. Не хватало еще добровольно прибыть к изменникам для расправы. А когда стемнело, мы незаметно ушли в горы и под утро нашли там новую посадочную площадку, откуда продолжали эвакуацию советских добровольцев на французских самолетах.

Шумилов, большой, грузный, с вечным румянцем на круглом лице, густым басом высказал предположение:

- Может быть, если попросить Касадо, он поможет нам? Как вы считаете, Дубовский?

- Нет, Михаил Степанович,- возразил я,- этого делать не стоит ни в коем случае. Касадо - враг, мы только обнаружим себя и подставим под удар еще не отправленных людей.

Но, видимо, Шумилов все еще надеялся на то, что у Касадо осталась какая-то доля порядочности. Из расположенной неподалеку железнодорожной будки путевого обходчика он при помощи переводчика связался с Касадо и попросил его оказать нам помощь. Изменник бесцеремонно ответил, что готов помочь при условии, если главный военный советник приедет в Мадрид и по радио обратится ко всем республиканцам, оказывающим сопротивление хунте, с приказом сложить оружие.

Власть Касадо в Мадриде 6 марта оказалась под угрозой: коммунист подполковник Асканио двинул на столицу 8-ю резервную дивизию, а командиры 1-го и 2-го корпусов армии Центра коммунисты Барсело и Буэно также направили к Мадриду часть своих войск. Вот этих-то патриотов Касадо задумал обезвредить при помощи советников из СССР.

Шумилов попытался вежливо объяснить Касадо, что по инструкции нашего правительства советники не имеют права вмешиваться во внутренние дела Испании и тем более не могут отдавать какие-либо приказы. Истеричный и самовлюбленный ренегат никаких доводов слушать не хотел, настаивал на своем и угрожал всех нас арестовать и расстрелять.

Таким образом, дипломатический ход Михаила Степановича окончился неудачей. А в дальнейшем эта его попытка усугубила наше положение.

Между тем французские летчики продолжали свою работу. В течение трех суток они перебросили в Оран 24 человека. А мы с Шумиловым все еще ожидали своей очереди. И вдруг сюрприз: из Москвы на имя Михаила Степановича за подписью товарища Ворошилова поступили три шифрованные радиограммы. В первой сообщалось о том, что комкор Штерн (Григорович) направил письмо генералу Миахе с просьбой помочь нам эвакуироваться. Вторая радиограмма гласила, что, если мы сообщим наши точные координаты, из Парижа прилетят два "Дугласа", о чем сейчас наш посол Суриц договаривается с французским правительством. В третьей радиограмме предлагалось постараться переправить советских людей на аэродром французской авиалинии в Аликанте, где уже находятся два пассажирских самолета.

Но и Касадо, установивший наше местонахождение, не терял времени даром. По его приказу 17 советских добровольцев были задержаны и отправлены в военную комендатуру Аликанте. Шумилов и я решили тоже не мешкать и, воспользовавшись последним рейсом французского самолета, лететь в Оран. Кроме Шумилова и меня в тесной кабине самолета находились советники по авиации Юханов, по артиллерии А. И. Иванов, майор Ф. Я. Зиборов, капитан М. Е. Журавский и другие, всего 9 человек.

Однако беспокойство за товарищей, отправленных в комендатуру, не покидало нас, поэтому мы решили сделать промежуточную посадку в Аликанте и выяснить их судьбу. Неожиданно на высоте 3 тысячи метров почти одновременно заглохли оба мотора. У меня по спине мурашки побежали. Столько довелось воевать в окопах гражданской войны, в лесах Западной Белоруссии, на испанских плоскогорьях, все пули и снаряды меня миновали, и вдруг такая нелепая, обидная гибель, когда близок срок возвращения на родную землю!

Надо отдать должное мастерству французских пилотов: они не позволили самолету рухнуть, а благодаря умелому планированию посадили его, вернее, врезались в гущу виноградника. Сильный взрыв потряс машину, моторы, сорванные со своих креплений, отшвырнуло далеко вперед. Почти все мы отделались легкими ушибами, гораздо больше пострадали оба летчика и моя переводчица, у нее оказался перелом руки.

Вынужденная посадка произошла на территории, захваченной предателями. К месту катастрофы поспешили солдаты и офицеры мятежных войск. Раненых летчиков и переводчицу они отправили в госпиталь, а остальных под усиленным конвоем привезли в Аликанте и присоединили к товарищам, арестованным раньше.

Нам удалось выяснить, что специалисты, обслуживавшие посадочную площадку, искали способ доказать изменникам свою преданность. Вредители разбавили авиабензин изрядной дозой воды, отчего моторы в полете и заглохли.

В Аликанте за двое суток мы пережили немало неприятных и тревожных часов. Нас и прилетевших за нами французских летчиков часто допрашивали и шантажировали, пытаясь склонить к выступлениям в поддержку хунты Касадо. Естественно, мы категорически отказались. Тогда нам объявили, что все мы будем расстреляны. И только после решительного протеста с нашей стороны и заявления, что за готовящееся преступление хунта будет нести ответственность перед Советским Союзом и всем миром, нависшая над нами опасность стала как будто рассеиваться. Из Мадрида поступило разрешение отпустить нас в Оран.

Приказ хунты об аресте и расстреле нас коменданту Аликанте был передан устно, по телефону или по радио. Письменного распоряжения на этот счет у него не было, а обстановка в Мадриде в те дни складывалась не в пользу Касадо. Он сидел в подвалах министерства финансов, со всех сторон окруженный частями, оставшимися верными республике. Вот почему комендант Аликанте побоялся взять на себя ответственность за судьбу советских людей и привести в исполнение приказ главного ренегата.

Разрешение на вылет мы получили, по всей вероятности, так. Когда мы с Шумиловым добились встречи с комендантом, он сообщил нам, что относительно нас послал запрос в Мадрид. Надо полагать, что запрос не попал к вожаку измены. Получил телеграмму какой-нибудь второстепенный чиновник хунты, который ничего не знал о приговоре, вынесенном нам Касадо. Вот он и ответил впопыхах: "Разрешить русским вылет с соблюдением всех формальностей".

Задержись он с ответом денька на два, и все могло обернуться для нас иначе. 12 марта Касадо с помощью частей 4-го анархистского корпуса восстановил свою власть в Мадриде.

Я понимал, что переводчицу нельзя оставлять в руках предателей республики, поэтому предварительно поехал в госпиталь и, несмотря на то, что до выздоровления ей было еще далеко, привез к нашим товарищам. Она была очень рада вновь очутиться среди своих.