Елизавета Бута - Сэлинджер. Дань жестокому Богу

Вот поэтому-то, прежде всего, и надо читать Сэлинджера в подлиннике.

Глубинная идея книги Джерома Сэлинджера «Ловец во ржи» – идея религиозная.

«Мир весь во зле лежит» (1Ин. 5, 19). «Не любите мира, ни того, что в мире» (1Ин. 2, 15).

Джером Сэлинджер, человек не от мира сего, через своего героя Холдена Колфилда, отвергает не только ложь американского образа жизни (о советском и разговора нет), но ложь всего мира, ибо весь мир во зле лежит, мир искажен, он уже не такой, каким он вышел из рук Создателя, кругом фальшь, лицемерие, «липа», «phony», и чистая душа (а у Холдена душа чистая, несмотря на его прегрешения, до 16-ти лет подросток сохранил девственность) отрицает этот мир лжи и фальши.

«Лживи сынове человечестии» (Пс. 61, 10), «всяк человек – ложь» (Пс. 115, 3), – говорит Св. Писание. И все-таки, душа по природе своей христианка (Тертуллиан).

Сам Холден Колфилд тоже не ангел и сознает это. Он любит дразнить и раздражать соучеников, лжет на каждом шагу, сам себе удивляясь.

«Я самый ужасный лжец, какого вы когда-либо видели в своей жизни. Это ужасно. Если я иду в магазин, скажем, купить журнал, и кто-нибудь спросит, куда я иду, я могу сказать, что иду в оперу. Просто страх».

Правда, врет Холден, как правило, без всякой корысти для себя, как говорится, из любви к искусству (с каким поистине высоким вдохновением он «заливает» в пригородном поезде мамаше своего бывшего соученика Эрни, которого сам он в глубине души считает не последним занудой, а та, затаив дыхание, слушает, какого изумительного сына она воспитала). Сказывался будущий писатель, работала, найдя выход, творческая фантазия. Это было и у Ивана Сергеевича Шмелева в раннем детстве – и откуда ты все это берешь, удивлялись окружающие, слушая его диковинные рассказы. И в этом еще греха нет, пока фантазия работает на добро, дети любят сказку, особенно добрую, а человек сотворец Богу, творчество имеет Божественную основу, потому оно так и привлекательно.

Но человек изначально испорчен, изуродован со времен падения Адама и Евы. И все же лучшие представители человеческого рода, вроде Колфилда, с детства бессознательно ориентированы в религиозном направлении, тянутся к правде, добру, свету, любви.

Религиозного воспитания в детстве Колфилд (Сэлинджер) почти никакого не получил, православных традиций и подавно не знал – куда идти, что делать? И начинается все с бунта, отрицания мира фальши, лицемерия и приспособленчества (конформизма).

«Жизнь – это игра, в которой надо играть по правилам», – так учат Холдена немудреной философии конформизма и директор школы Термер, и учитель истории Спенсер (как видим, учат не душу спасать, а «играть по правилам»). И натыкаются на внутренний (Холден воспитанно молчит) резкий протест, в переводе на язык нынешних молодых диссидентов: «В гробу я видел вашу философию в белых тапочках!.. Это мы уже проходили: «Что наша жизнь? – Игра! Сегодня ты, а завтра я… Так бросьте же борьбу, ловите миг удачи…», – проходили мы это»…

Конформизм с марксистской химерой в Советском Союзе унес миллионы жизней за 70 лет. Конформизм с безбожием уносит во всем мире миллионы и миллиарды жизней в ад.

Что мог дать детям и подросткам своею проповедью бизнесмен, член одной из многочисленных американских религиозных конфессий, приехавший в их школу поучить молодежь? Как делать деньги с помощью Господа Бога? На такую «липу» протест был всеобщий, выразившийся не в очень деликатной форме.

Так что делать? В чем смысл жизни? Где правда? А тут как раз отчислили из школы-пансиона за нежелание учиться, провалил почти все экзамены. Это был, конечно, бунт, менял уже четвертую школу.

Оказалось, что показуха, лицемерие, «липа», процветавшие в школе Пэнси, были еще цветочками, с ягодками Холден познакомится позже, когда шагнет из этой школы в «большой мир», мир взрослых. Зло в мире взрослых оказалось во сто крат ужасней, чем в детской школе.

Никто не научил подростка, как вести себя в мире зла, как воспитывать себя, учиться смирению, учиться уважать взрослых, учиться терпению, любви, о дониконовском православии он, наверное, и не слышал. Подросток будет это познавать на собственном опыте, который будет нелегким и болезненным. Кто его когда учил, как совлекаться ветхого человека и облекаться в нового?

Холден сам не понимает умом, атеист он или верующий, подсознательно он, конечно, верующий, примитивно общающийся с Творцом хотя бы через God-damn, God’s sake, for Chrissake и т. п.

Впрочем, может быть, полусерьезно, он спрашивает соученика Экли, как поступить в монастырь. Но тут же добавляет, что при его невезении он обязательно попадет не к тем монахам, к каким-нибудь подонкам.

Методисты, пресвитериане, баптисты, иеговисты, квакеры, мормоны, адвентисты седьмого дня и пр. и пр., конфессии и просто секты – как разобраться американскому мальчишке в этой каше, где истинная Церковь, где истинная вера? И впрямь, попадешь ненароком куда-нибудь не туда. Где правда?

Собрав чемодан, уходя где-то в 12-м часу ночи из пансиона навсегда, вроде бы и всплакнув (мальчишка же еще), Холден на прощанье вдруг заорал во все горло: «Спите крепко, кретины!» Как вспоминал потом, мог бы побиться об заклад, что разбудил всех этих идиотов на своем этаже. Конечно, это больше шуточное типично мальчишеское хулиганство, но…

Нехорошо, Холден, нехорошо вдвойне!.. Кто тебя учил так делать?.. И кретинами всех считать, что это такое? – Это признак большой гордости, возношения.

Молитва св. Ефрема Сирина – это в православии, которое для американца за семью замками, но стихотворение-то А.С. Пушкина существовало уже давно и было доступно (правда, вопрос: переведено ли оно на английский?):

Не осуждай, терпи, не превозносись перед другими.

«Господь гордым противится, смиренным же дает благодать» (Притч. 3, 34), – так учит православие.

Насколько сильнее стиха Пушкина молитва св. Ефрема Сирина на древнерусском: «Господи и Владыко живота моего…», но Холдену не вместить. Жизнь сама будет смирять его, учить смирению, порой очень болезненно.

Снял номер в дешевой нью-йоркской гостинице на день-два, чтоб объявиться в родительском доме в среду, когда каникулы начинаются. Искушения начались сразу же. Из окна номера видит в противоположном корпусе каких-то извращенцев (perverts).