Жак Садуль - Записки о большевистской революции

Станет ли вчерашняя мечта завтра реальностью? У меня появляется надежда. Да будет так!

Сердечно преданный вам.

Дорогой друг,

Уже более трех недель я прикован к постели чем-то похожим на тиф. Подавленный, без сил, опустошенный. И все же хочу воспользоваться отъездом части Французской военной миссии и делегации из трех советских товарищей, которые едут во Францию вести переговоры о возвращении русских солдат, чтобы попытаться послать вам несколько слов. Заранее прошу вас извинить невразумительность строк, которые вы прочтете. Их диктует больной.

Прежде всего вопрос личный.

Большинство возвращающихся во Францию офицеров миссии только что отбыли по три месяца в московских тюрьмах, где находились по подозрению в шпионаже, к тому же с полным основанием. Они сами не однажды признавались, что сто раз заслужили расстрел. Действительно, они осуществляли здесь самую грязную полицейскую работу, саботаж, провокации, контрреволюцию. Почти все они ярые реакционеры, ненавидящие не только Революцию, но и демократию.

Все эти люди знают, что, когда я вернусь во Францию, — если временам угодно, чтобы я вернулся при коллективистском или даже революционном правительстве, — правда, которую я открою об их делах в России, вызовет скандал, наверняка чрезвычайно опасный для них. Они решили помешать моему возвращению любыми способами. Сначала они попытались меня убрать. Но я был вовремя предупрежден, и от убийства, которое могло обернуться неприятными последствиями, отказались.

Теперь планируется убийство по закону, то есть суд. Против меня стряпают неведомо какие грязные интриги. Меня можно было бы по праву обвинить в том, что я вел здесь революционную, интернационалистскую деятельность, даже большевистскую агитацию. Я и не подумал бы отвергать эти обвинения. Но чтобы сильнее дискредитировать идеи, эти господа, следуя испытанному методу, в первую очередь стараются утопить человека в клевете. Друзья сообщают, что меня стараются выставить во Франции как человека, воспользовавшегося своими связями с большевиками для того, чтобы подло расправиться со своими товарищами. Эта провокация, как говорят, уже подготовлена, и по прибытии во Францию я буду аккуратно и тихо пущен ко дну.

Против подобной кампании я и прошу вас защитить меня в мое отсутствие. Вы можете смело браться за это дело, на этом поле боя я неуязвим. Мои начальники не решатся в ответах отрицать те важные заслуги, которые у меня, по их собственным неоднократным признаниям, есть перед Францией.

В том же Париже десять свидетелей мигом откликнутся на ваш призыв и расскажут о той помощи, которую я не переставал оказывать здесь своим товарищам и соотечественникам. Несмотря на презрение и отвращение, которое я питаю к офицерам-контрреволюционерам, принятым Россией и предавшим Россию, я никогда ничего не совершал против них, но не один раз их спасал.

Все это они знают. Они прекрасно знают, что именно я и я один больше чем на месяц оттянул их арест, и еще больше — суд над ними, то есть вынесение приговора и расстрел, что это я, наконец, посоветовал на днях моим друзьям в Комиссариате по иностранным делам их освободить и вышвырнуть во Францию.

Можете ли вы вместе с Мерргеймом и Кашеном, которому я посылаю такое же письмо (или, может быть, Партия), каким-то официальным образом получить у правительства обещание, что я могу спокойно возвращаться во Францию, и обязать его дать мне по телеграфу формальную гарантию?.. Как можно скорее хотелось бы получить ответ.

Ответ к тому же заинтересует и других товарищей из миссии, как и я скомпрометировавших себя дружескими отношениями с большевиками. Могли бы вы также телеграфом сообщить что-нибудь о моей жене и детях, о которых я ничего не слышал с мая месяца?

Извините, что так долго занимаю вас своей персоной, позвольте теперь сообщить некоторые новые сведения о событиях и политической ситуации в России.

Не имея возможности быть во Франции и работать вместе с нашими товарищами, я считаю необходимым в эти решающие часы продолжать (когда предоставляется исключительный случай переправить письмо) хотя бы информировать наших французских товарищей по борьбе, так плохо просвещенных относительно того, что происходит в России. А между тем, как важно было бы для нашего рабочего класса почти все эти пятнадцать месяцев иметь точное представление об опыте социалистического строительства, начатого русскими коммунистами, за что пролетарии всего мира будут им навсегда благодарны. Но сегодня я хочу говорить не о поразительных результатах, которых добились большевики благодаря своей активности, настойчивости, вере в великое дело общественного переустройства, начатое в октябре 1917 г. и столь блестяще продолжаемое все это время. День за днем я держал вас в курсе этой работы по разрушению старого режима и строительству нового общества, великой работы великих людей. На сей раз ограничусь тем, что приведу наугад несколько свежих точных и достоверных фактов, иллюстрирующих невероятный цинизм политики, проводимой Антантой против Революции, и подтверждающих обоснованность моих давних тревожных призывов к нашим чересчур доверчивым товарищам, обманутым лицемерными официальными заявлениями наших так называемых демократических правительств.

На Белом море командующий эскадрой союзников английский адмирал только что издал следующий приказ:

«1. Топить без предупреждения все германские корабли, следующие под красным флагом.

2. Решительно топить корабли, находящиеся под командованием не офицеров, а депутатов-матросов.

3. Расстреливать экипажи, в числе которых обнаруживается хотя бы один большевик».

В Риге военные корабли союзников обстреливают рабочие кварталы и казармы латышских стрелков, чья вина в том, что они восстали против буржуазного правительства, поставленного Германией. Это, однако, не помешало Красной Армии несколькими днями позже взять город.

Правительства Антанты поощряют любые действия против большевизма. Правящие теперь в Польше министры-псевдосоциалисты — их прислужники. На днях это правительство совершило неслыханное преступление — расстреляло четырех членов делегации русского Красного Креста, имевших все документы и охранные свидетельства и находившихся под покровительством Дании. Это преступление могло быть совершено лишь при подстрекательстве или пособничестве Антанты.

Также для борьбы против большевизма союзники изобрели новое оружие. Фош навязывает Германии Комиссию по контролю, которой будет поручено (без какого бы то ни было согласия русского правительства) охранять (?) и репатриировать русских пленных. Нужно быть безмерно наивным, чтобы предположить, что Фош и Клемансо, переполненные любовью к русскому народу, решили выставить это новое условие для перемирия из филантропических соображений. Однако позорная правда иная. Эта Комиссия по контролю должна собирать сведения о русских пленных и делить их на две категории: плохие, то есть большевики и симпатизирующие им, будут изолированы, обработаны и задержаны в Германии; хорошие, то есть противники большевиков, будут направлены в Польшу, затем волей-неволей их завербуют в польские легионы или белогвардейские части, предназначенные для великого похода против большевиков, которые союзниками будут оплачиваться, вооружаться и снабжаться продовольствием.