Виктор Неволин - Человек, лишённый малой родины

В ссылке мы, дети, рано становились взрослыми. Всюду перед нами были преграды, которые приходилось преодолевать разными путями, самостоятельно принимая решения. Нас, как и родителей, угнетали не только нищета, но и наше положение на уровне лагерников, лишённых элементарных свобод, общения с миром. Вольное население нас называло лишенцами, ссыльными, сибулонцами, а когда хотели оскорбить, то «кулачной мордой». Гражданами мы не были, а вот обращаться мы должны были только «гражданин комендант», «гражданин начальник». И больше всего угнетала беспросветность нашего существования, поскольку статус ссыльного не был определён сроками: наказание было бессрочным.

Конечно, каждому из нас хотелось кардинально или хотя бы в какой-то мере изменить свою судьбу. Расскажу об одной из моих детских попыток вырваться из заколдованного круга. Мы тогда жили на Первом участке. Мне было одиннадцать лет, и я дружил со своим ровесником Ваней Макаровым, мать у которого умерла, а отца посадили в тюрьму. Ваня жил на попечении дедушки, работавшего сторожем пекарни, и старенькой бабушки. Жили они много хуже нас. У моего друга имелись единственные штанишки – и те в таких заплатах, так что нельзя было понять, какой лоскут первичный, а какой появился позже. Мальчишеское тело через все эти латки уже начинало просвечиваться.

Ваня часто поговаривал, что так жить, как они живут, дальше невозможно. И он собирался бежать отсюда к родной тёте куда-то за Минусинск. И я в то время сильно соскучился по своей бабоньке, которая проживала у дочери в Ачинске. Я ей часто писал письма.

Договорились бежать в конце июля. Разработали план побега: до Ачинска вместе, а дальше всяк по себе. Свой «хитрый план» держали в глубокой тайне. Запаслись на несколько дней хлебом, солью и спичками. Ночью я украл у отца из кармана несколько рублей, и рано утром мы двинулись в путь. Оба написали своим записки с таким расчётом, чтобы их смогли прочесть только в конце дня, когда хватятся, почему мы не пришли ночевать. Написали откровенно, с кем бежим и куда.

Первый этап пути был вполне безопасным. Мы шли по дороге между селениями, где проживали ссыльные и куда они выезжали работать. Беспрепятственно добрались до Зимовского и возле деревни немного отдохнули в лесу. Дальше решили идти по дорогам только ночью, а днём отлёживаться в кустах, чтобы не поймали. Скрываясь около деревень, определяли, что и где ночью можно будет украсть, чтобы подкрепиться. Дважды мы забирались в курятник, где стащили двух куриц.

Интересная птица курица! Ночью она спит и ничего не слышит. Спокойно подходишь к ней, берёшь за шею, скручиваешь голову, а она и не пикнет.

Один раз залезли в домашнюю пасеку. При вскрытии ульев надели сетки от комаров, которые были с нами целое лето для защиты от гнуса. Улей вскрывал я, а Ваня стоял на «васаре», как тогда говорили блатные.

Пчёлы ночью ведут себя спокойно, особенно когда берёшь рамки из магазина улья. А вот когда рамку берёшь из основного дома, с нею вытаскивается много пчёл, и они становятся агрессивными. Я вытащил две рамки, и дважды пчелы покусали мне руки – перчаток-то у меня не было.

В огородах в то время уже появились овощи, так что первые дни мы были сыты и уверенно двигались вперёд.

Нашим главным препятствием был Чулым. Мы знали, что нас хватились родители и ищут. Легче всего беглецов было поймать на паромной переправе. И мы решили не рисковать и на переправу в Пышкино не пошли, а задумали перебраться через Чулым в районе Борисовой горы. Пришли туда ночью и весь день высматривали обстановку, надеясь добыть лодку, на которой можно было переплыть реку.

Дождавшись ночи, оттолкнули захваченную лодку от берега и поплыли. К несчастью, опыта плавания по реке с вёслами мы не имели. У себя ходили на шестах по Чичка-Юлу, а здесь большая река. Сразу же растерялись, когда нас понесло, потом успокоились и стали грести, как умели. Пусть сносит – нам лишь бы переплыть на другую сторону. С трудом, но всё-таки добрались до противоположного берега и приободрились. Пусть нас снесло течением почти на километр, но можно было двигаться дальше – к железной дороге.

На каком-то полустанке нам удалось забраться в товарный поезд. Но доехать до Томска не удалось: нас нашли железнодорожники и передали милиции. Форсировав Чулым, мы легковерно посчитали, что находимся в безопасности, и даже не думали, что маленькие испуганные оборванцы каждому бросаются в глаза. Как только нас увидели взрослые, все наши планы рухнули в один момент.

В милиции мы сразу «раскололись» и всё откровенно рассказали. Добиваться от нас признания не потребовалось. Да и не было у меня с Ваней никакой придуманной легенды на случай провала. В пассажирском вагоне незадачливых беглецов привезли сначала в Асино, а потом и на наш «штрафной» участок.

Какое нас ожидало там наказание? У Вани дедушка был человеком мягким и добрым, а мой отец неоднократно воспитывал меня ремнём. Ремня ожидал я и на сей раз. Но всё обошлось словесным воспитанием. Родители были рады, что я жив и невредим и снова в родной семье. А самым замечательным завершением моей печальной истории стало то, что моя бабонька скоро снова сама приехала к нам, чему я был очень рад.

Со временем наши сельхозартели преобразовали в колхозы. Несмотря на то что ссыльные успешно раскорчевали лес, подняли целину, стали пахать и сеять и получать неплохие, по сибирским меркам, урожаи, причём каждая семья ещё развивала своё подсобное хозяйство, люди стали жить ненамного лучше. Теперь государство уготовило для нас новые поборы, так называемые обязательные поставки. Почти за бесценок в виде налогов хозяин должен был обязательно сдать государству с каждой дойной коровы сначала восемь, а потом двенадцать килограммов масла и значительное количество мяса.

Если были курицы, сдавали яйца, если были овцы – шерсть, а со всех животин ещё и кожу. При забое свиней запрещалось их палить. Нужно было обязательно сдать свиную шкуру. А какое сало без шкурки! В то же время на выработанные трудодни в конце года практически не приходилось ничего. Колхоз всегда оставался должником.

Наша семья всё-таки выжила в тех невыносимых условиях и со временем встала на ноги. И в том, что мы выжили, заслуга, в первую очередь, нашей дорогой мамы. Она у нас была главным идеологом, воспитателем и кормилицей семьи. Отец только мало-мальски обеспечивал семейное материальное положение. Мы же, дети, все пятеро, с малолетства, опять же благодаря маме, усвоили истину: выбраться из этой гнилой тайги, глубокой ямы, куда нас бросила советская власть, обрести настоящую человеческую свободу можно только через образование и труд. Другого пути нет.