Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Кроме таких частных налетов изредка предпринимались для общего развлечения бомбардировки Тульчи из морских орудий. Объектами обыкновенно избирались неприятельские батареи. Мы имели в общей сложности на судах и на баржах свыше 30 орудий калибра от 100 мм до 8 дюймов и учились сосредоточивать их огонь и быстро его переносить на различные пункты.

Главным препятствием служила, как и всегда, плохая связь, вследствие часто рвущихся проводов. Наблюдение и указания в центральный пункт давались с привязного воздушного шара, и один такой шар неприятелю удалось сжечь на моих глазах. Стрельба окончилась, и я отправился домой обедать, как вдруг, сидя за столом, услышал на близком расстоянии стрельбу из ружей и пулеметов. Я подошел к окну и увидел наш воздушный шар, подошедший уже на буксире парохода к городу, и быстро его сшибающий неприятельский аэроплан, сыплющий в него из пулеметов. По аэроплану стреляли из винтовок и пулеметов, но он быстро удалился, по-видимому, без повреждений. Я уже думал, что все обошлось благополучно, как вдруг заметил небольшую струйку дыма над шаром. Дым делался все больше и больше, и, наконец, показалось пламя. Через две минуты шар, объятый племенем, плавно спустился на воду. Один из бывших на нем наблюдателей выбросился из корзинки на парашюте и благополучно спустился на воду, а другой спустился по привязному канату и обжег себе руки. По расследованию оказалось, что охраняющий пароход с противоаэропланными пушками был отпущен слишком рано, а полки сухопутной батареи прозевали аэроплан, так как он шел от солнца.

Неприятель также попробовал раз обстреливать Измаил и наделал там народного переполоха. Мы, находясь в 18 верстах от Тульчи, считали себя в полной безопасности и вдруг неожиданно были удивлены, когда в городе стали рваться огромные чемоданы калибра, как оказалось, в 9 дюймов, но их было выпущено всего 14 штук, и затем стрельба прекратилась. Я сейчас же поехал на набережную на автомобиле и нашел там перепуганных сестер милосердия, сбежавшихся с санитарных барж, стоявших у берега и не знавших, куда им скрыться. Как оказалось потом, по донесениям наших агентов, в Тульчу была доставлена 9-дюймовая пушка, но, как только сделали несколько первых выстрелов, станок орудия сломался, и его увезли обратно. Больше бомбардировок Измаила уже не было.

В середине июня меня вызвал в Яссы главнокомандующий генерал Щербачев [269]для переговоров с новым командующим флотом контр-адмиралом Немитцом, который также приехал в Яссы. Вновь испеченный адмирал Немитц был мне знаком уже давно. Человек, несомненно, очень талантливый, но его талантливость носила в себе что-то недалекое от сумасшествия. Его отец умер в сумасшедшем доме и, несомненно, в нем самом были эмбрионы этого недуга. Он был очень силен в стратегии и одновременно очень недурной поэт, что как-то мало вязалось между собой, был очень религиозен и совершенно беспринципен в практической жизни, был хорошим семьянином, любил жену и детей и постоянно менял женщин, был храбрым человеком на войне и боялся тараканов и пауков. Революция как раз была сферой для выдвижения таких людей, и он из начальников дивизиона миноносцев, после ухода Колчака, был назначен командующим Черноморским флотом, будучи 36 лет от роду.

Путешествие в Яссы из Измаила я совершил на автомобиле, так как это был скорейший способ передвижения. Железные дороги были перегружены, и мне пришлось бы потратить на путешествие не менее трех-четырех дней, а на автомобиле я доехал за одни сутки. Правда, это было довольно томительное путешествие под жарким солнцем и все время в пыли, которая слоями лежала на дороге. Выехав в 5 часов утра, я приехал в Яссы в 12 часов ночи в указанную мне по телеграфу гостиницу, где нашел вполне приличное помещение для себя и адъютанта. Так как буфет уже был закрыт, а мы были голодные, то решили использовать взятые запасы в виде жареной курицы, но – увы! – она при этой жаре уже успела протухнуть. Так и пришлось лечь спать голодными.

Яссы был недурной городок, но донельзя перегруженный населением, так как двор и половина Бухареста перебрались туда. Генерал Щербачев помещался в отдельном доме, и его штаб был также размещен очень комфортабельно.

На другой день утром я отправился с визитами. Главнокомандующий принял меня очень милостиво, расспрашивал о моем участке обороны и сказал, что ему известно о порядке и дисциплине во вверенных мне частях. Он заявил, что надеется на скорое улучшение внутреннего положения и что усилия Верховного главнокомандующего генерала Корнилова [270]будут иметь успех. В заключение он сказал, что следует быть готовым к переходу в наступление и заблаговременно изучить всю обстановку, чтобы не было потом никаких сюрпризов. Я вышел от него повеселевшим, и мне самому показалось, что, может быть, все еще опять наладится. От него я пошел к начальнику штаба, где встретился с адмиралом Немитцом. Генерал Головин [271]был еще полон впечатлениями о недавнем бое под Марачешты, [272]где мы с румынами имели успех и, как мне показалось, немножко презрительно отзывался о немцах. Немитц все время говорил об экспедиции на Босфор и взятии Константинополя и, по-видимому, считал это совсем нетрудным делом.

Зная из писем и рассказов о положении и настроении умов в Черноморском флоте, а из личного знакомства с таковым же в 6-й армии, я вставил и свое слово, что наступление в настоящем положении совершенно невозможно, но мне было отвечено, что через месяц или самое большее два все будет приведено в порядок и армия будет крепче, чем прежде. Я мог только порадоваться предстоящим блестящим перспективам. В результате совещания я получил приказание разработать план наступления у Тульчи, и Немитц обещал мне полное содействие всеми судами, которые смогут войти в Дунай. Те же приблизительно разговоры были и за обедом в штабной столовой, и настроение там было мажорное. Я так и не понял, обманывали ли все друг друга или в самом деле верили в лучшие возможности.

На другой день рано утром я уехал из Ясс по измененному маршруту. Я приехал к местечку Колуэш, откуда можно было спуститься по Пруту на маленьком мелкосидящем пароходе, и, погрузив на него автомобиль, совершил очень приятное речное путешествие. За время войны, вследствие отсутствия охотников, расплодилось пернатое речное царство, и они перестали бояться людей. Было очень интересно наблюдать их жизнь на мелких островах.

В Рени я сделал смотр местному отделению речной флотилии и затем уже на автомобиле проехал в Болград, чтобы доложить командарму 6 о своей поездке. Генерал Цуриков при моем докладе о воинственном настроении штаба фронта только скептически улыбался, а его новый начальник штаба генерал Радус-Зенкович [273]мне прямо сказал, что все это вздор, что народ не желает войны и никакого наступления не будет, а генерал Корнилов если начнет все поворачивать по-старому, очень скоро сломает себе шею. Мне генерал Радус-Зенкович рекомендовал вместо подготовки наступления лучше заняться подготовкой выборов в Учредительное собрание, чтобы прошли не большевики, уже начавшие поднимать голову, а эсеры, куда в партию записался и он сам, и рекомендовал сделать то же и мне.