Эдуард Экк - От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

Первое время при постоянном продвижении вперед, хотя наше собрание действовало с первого дня высадки в Печисках, мы питались как бы на лету, в большинстве обедая лишь поздно вечером, и совершенно не имели белого хлеба. Удивляло, что жители часто просили, чтобы им уплачивали за купленное не деньгами, а солью, свечами и сахаром. Особенно поражало полное отсутствие соли в Галиции, которая так богата горною солью и всегда поставляла ее на всю империю.

Не поспевала за нами и почта. Письма не только в частях, но и в штабе корпуса получались неисправно, с большим запозданием, особенно из Симферополя. На второй день после занятия Львова накопившаяся почта в количестве 20 огромных кожаных мешков была наконец доставлена в штаб корпуса. Но каково же было общее разочарование, когда по вскрытии мешков в них оказалась корреспонденция, адресованная в части Северного фронта. Как она к нам попала неизвестно. О происшедшем смешении штаб корпуса немедленно уведомил начальника сообщений Юго-Западного фронта с просьбой взять ошибочно завезенную к нам и по возможности разыскать нашу и дослать ее нам вслед. В это же время к корпусу подошли: 2-я отдельная Донская сотня [285]в личное мое распоряжение (в конвой) и 3-й Запорожский полк Кубанского казачьего войска [286]как корпусная кавалерия, так как 7-й Донской и Крымский Конный полки так и не прибывали к корпусу и были приданы другим частям.

Из частей 7-го корпуса только самые правофланговые прошли городом, но я заранее приказал, чтобы ни одна часть не задерживалась в городе, выходила бы на шоссе Львов – Городец и располагалась по прилежащим деревням, и сам в город не заезжал.

Тотчас по занятии Львова главнокомандующий Юго-Западным фронтом отдал распоряжение, которое, если бы было верно оценено командующим 3-й армией и энергично проведено в жизнь, могло бы иметь решающее значение и повлечь за собой выбытие Австрии, уже и так ошеломленной нашим безудержным наступлением, из числа воюющих держав.

3-й армии было приказано, повернув фронт на север, продолжать наступление правым своим флангом на Равву-Русскую, прочими корпусами постепенно забирая влево, с тем чтобы перерезать путь австрийским армиям, уже начавшим отход от Люблина и Грубешова под давлением наших 4-й и 5-й армий. Будь это указание выполнено с должными быстротой и энергией, упомянутые австрийские армии были бы взяты в клещи, и если бы могли пробиться, то уже совершенно расстроенными и обессиленными потерями.

8-я армия, направившая при наступлении 24-й [287]и 8-й [288]корпуса для занятия Галича и Николаева, остановилась с 7-м [289]и 12-м [290]корпусами фронтом на Городецкую позицию. Почувствовалось некоторое ослабление энергии в отдаваемых распоряжениях. Галич сдался без сопротивления, и 24-й корпус был свободен. Но Николаев еще держался. Командир 8-го корпуса просил его подкрепить, и штаб армии решил приблизить к нему 7-й корпус.

Я всеми силами старался доказать, что нельзя мне очистить два шоссе, ведшие из Львова на Городок, так как внезапный переход в наступление армии, отошедшей от Львова на Городецкую позицию, мог бы оказаться роковым для нас. Но штаб армии настаивал, и я только добился разрешения не уклоняться к югу, а лишь сблизиться с 8-м корпусом. Одновременно я получил приказание тремя полками 13-й пехотной дивизии поддержать 10-й корпус [291](левофланговый 3-й армии), который был не в силах сдерживать напор австрийцев. Приказание было немедленно исполнено.

Пока все это происходило, Николаев сдался от одного артиллерийского огня, и 8-й корпус также освободился.

Таково было положение, когда 25 августа вечером обнаружились явные признаки перехода австрийцев в наступление с Городецкой позиции с целью вернуть Львов.

7-й корпус едва успел вернуться на шоссе Городок – Львов и задержать наступление австрийцев у д. Мшаны.

Так начались бои 26–30 августа, едва не повлекшие за собою потери нами Львова. Три полка 13-й дивизии не были мне возвращены. Взамен их генерал Брусилов передал в мое распоряжение бригаду 12-й пехотной дивизии [292]из состава 12-го армейского корпуса, стоявшей у Янова, и 4-й артиллерийский тяжелый дивизион. [293]

Переговорив с генералом Баташевым, я отдал приказание: бригаде 12-й пехотной дивизии с получением моего приказания наступать по шоссе, проходившему от Янова через лес прямо к Городку, в тыл перешедшим в наступление частям австрийских войск. Генералу Баташеву, оставив в моем распоряжении другой, 136-й пехотный Таганрогский полк, с остальными тремя полками дивизии атаковать д. Мшаны и выбить из нее австрийцев. 4-му тяжелому дивизиону поддержать атаку.

Подготовив атаку артиллерийским огнем, генерал Баташев двинул свои полки вперед. По расчету времени выходило, что 12-я пехотная дивизия уже могла начать дебуширование из леса в охват фланга и в тыл австрийцам. Но совершенно неожиданно, из штаба армии передали, что ввиду донесения командира 12-го корпуса о том, что австрийцы в превосходных силах обрушились на его корпус и обтекают его правый фланг, командующий армией признал необходимым отменить приказание о командировании бригады 12-й дивизии в ваше распоряжение. Эта отмена поставила нас в более чем тяжелое положение и, если так можно выразиться, развязала руки австрийцам. Они сами начали продвигать значительные силы в охват правого фланга 34-й дивизии.

Приходилось выручать генерал-лейтенанта Баташева, и я двинул 136-й пехотный полк на д. Вельно Поле с приказанием отбросить охватывавшую наш фланг австрийскую пехоту. Таганрогцы доблестно атаковали и поначалу имели успех, но затем, потеряв командира полка и подавленные превосходными силами, очистили Вельно Поле и в беспорядке отошли.

Остававшийся в момент распоряжения другой полк, 133-й Симферопольский, еще ранее по просьбе командира 8-го корпуса отдал в его распоряжение ввиду запоздания 14-й пехотной дивизии, и полк в течение всего дня вел бой на участке 8-го корпуса на фронте шесть верст. Не видя другого исхода, я впервые отдал приказание 4-му тяжелому дивизиону перенести огонь по пехоте. Дивизион выполнил перенос огня с замечательной быстротой, и действие его огня было поразительно.

Поражаемые огнем шестидюймовых гаубиц и 42-линейных орудий, австрийцы отхлынули назад и более не наступали в этом направлении.

Часам к пяти пополудни и на фронте 34-й дивизии положение стало трудным. Командир Керчь-Еникольского полка был тяжело ранен в грудь, полк начал колебаться; 3-я батарея снялась с позиции и начала отходить. Австрийцы вновь повели решительную атаку. Дело казалось проигранным, но, как и 17-го числа, положение спасли генералы, которые вышли вперед цепей и своим примером вернули уже начавших было уходить Керчь-Еникольцев. В это время австрийские цепи были от наших на расстоянии 1000–1500 шагов.