Эдуард Экк - От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

Вид полка сразу подкупил меня, и чем подробнее смотрел, тем более удивлялся всему достигнутому, особенно когда подробно проэкзаменовал целый ряд унтер-офицеров по уставу полевой службы. Взводные, ротные и батальонные учения прошли очень хорошо, спокойно, при полной тишине в строю. Смотр продолжался свыше шести часов.

Покончив со строевым смотром, объехал все помещения. И тут была видна не только умелая рука, но и настоящая заботливость со стороны командира. Лучше всего был расквартирован 2-й батальон, весь на пивном заводе, безвозмездно предоставленном владельцем в полное распоряжение полка.

Здесь не обошлось без комичного эпизода.

Когда мы подъехали к заводу, у ворот стояла целая толпа баб, которая окружила меня и сейчас же раздались голоса:

– Кормилец, родной, мы к тебе с жалобой на командира полка, заступись за нас.

– Так что же вам командир сделал?

– Помилуй, где это видано, не пускать жен в казарму с мужьями спать.

Я невольно рассмеялся:

– Командир не только не хотел обидеть, но я знаю что он устроил вам отдельный дом (показал на стоявший наискосок деревянный дом), в котором вы можете видаться с мужьями и проводить с ними свободное время. Да, полагаю, вам самим зазорно ложиться с мужьями в общей казарме среди чужих людей.

– Так-то так, а все же Бог велел женам спать с мужьями, уж разреши, родимый.

– Нет, не сетуйте на меня, а спать в общей казарме и я разрешить вам не могу.

После этого бабы отошли, видимо, обиженные и на меня.

Порядок в полку был полный, несмотря на то, что Бугульминский был не из легких: в него попало значительное число слободских пригородных жителей, так называемых горчишников, когда-то занимавшихся бичевой тягой барж по Волге, а когда этот промысел отпал – всяким случайным заработком, часто темным, и даже воровством, и среди них шел повальный разгул и пьянство. Призванные по мобилизации, они прибыли без сапог, без белья, и некоторые буквально без всего.

На первых же днях они попробовали устроить беспорядок в полку, перепились и начали буйствовать. Прибывший на место беспорядка командир приказал всех буйствовавших загнать в одно помещение настолько тесное, что их туда еле втиснули, запер их там и так продержал целые сутки.

Пораженные столь быстрой расправой горчишники вышли оттуда как шелковые, и больше нарушения порядка не было. Сразу данное полку правильное направление сказалось во всем, и Бугульминский полк за все время войны выделялся своей доблестью в боях и строгим внутренним порядком, а полковник Зарака-Зараковский – очень ценным сотрудником в самых тяжких положениях, выпадавших на долю дивизии.

Особенно торжественно были обставлены в полках прибивка новых, только что пожалованных знамен, освящение их перед строем и затем присяга полковому знамени.

Вновь сформированные 54-я и 71-я дивизии составили 5-й Сибирский корпус под командой генерал-лейтенанта Дембовского. [138]

Но 71-я дивизия пробыла в действительности в составе 5-го Сибирского корпуса лишь в течение периода формирования, с прибытием же на театр войны, она сразу попала в отдел и больше своего корпуса не видала.

Генерал-лейтенант Дембовский обращал особенное внимание на санитарную часть и предъявлял большие требования. Так, однажды начальники дивизии и корпусный врач были приглашены к командиру для обсуждения некоторых вопросов по устройству санитарной части и по довольствию войск. Закрыв совещание, генерал-лейтенант Дембовский обратился к нам со следующими словами:

– А теперь, господа, вы должны здесь же, в присутствии корпусного врача, дать мне честное слово, что за всю войну ни один солдат не выпьет сырой воды.

Я категорически отказался дать такое слово за невозможностью его сдержать и добавил:

– Если нам суждено будет попасть в горный район, то ведь от горной родниковой воды кроме здоровья ничего не будет.

В заключение всего должен сказать несколько слов про город Пензу, про замечательно хорошие отношения к войскам городских властей и городских жителей. Поражали дешевизна жизни, низкие цены на жизненные продукты, квартиры и прочее. А главное, несмотря на то, что в Пензе мобилизовались два штаба дивизии со всеми учреждениями и четыре полка, цены за все время оставались те же, не повысившись ни на одну копейку, например, цена на мясо как была восемь копеек за фунт, так и осталась до самого выступления частей в поход.

Комнаты приезжим и семейным офицерам сдавались охотно и, по-нашему, за гроши. А был и такой случай. Приехавший капитан Генерального штаба Яхонтов вместе с женой, подыскивая себе помещение, останавливались и прочитывали вывешенные объявления о сдаче комнат. В то время как они читали одно из таких объявлений, к ним подошла дама с вопросом:

– Что вы ищете, помещение? Какое вы хотите помещение?

– Мы бы хотели две комнаты.

– Две не знаю, право, а может быть вам будет достаточно одной хорошей? Тогда я могу вас провести тут же поблизости.

Провела к одному из ближайших домов и во втором этаже ввела их в квартиру и показала хорошую светлую комнату с полной обстановкой.

– Может подойдет? – и когда Яхонтовы сказали, что с удовольствием займут эту комнату:

– Так милости просим, переезжайте хоть сейчас, я быстро все приготовлю.

– А какая будет цена?

– О цене и речи быть не может. Я с особенным удовольствием приму вас и вы будете моими дорогими гостями.

Другой пример: мне было отведено помещение в Суворовской гостинице, лучшей в городе. Но с ходом мобилизации сразу сказалось неудобство пребывания там – масса посторонних людей, необходимость осторожности при разговорах, отсутствие помещения для ожидавших, а главное, желание с места пригласить к себе на довольствие всех чинов штаба, побудили подыскать соответствующий дом.

При содействии капитана Мухина, пензенского старожила, очень скоро удалось нанять дом в пять комнат с мебелью и полной обстановкой, до посуды включительно, причем хозяйка дома, проводившая лето в имении, объявила, что, как мне угодно, на один ли месяц или на все лето, цена одна – 25 рублей. При доме только не оказалось достаточно большой конюшни, но тут же, напротив, я нанял конюшню в четыре стойла за 10 рублей. На другой же день пригласил на новоселье начальника штаба, дивизионного врача, офицеров штаба и двух прапорщиков запаса, моих ординарцев.

Мы пообедали, поужинали и так проделывали всю войну, вплоть до возвращения в Россию. Полковника Скалона я пригласил и жить со мной.

В течение месяца, проведенного нами в Пензе, город четыре раза нас чествовал хлебом-солью, обильно угощая не только офицеров, но и солдат. Ни разу не было недоразумения с городскими властями, напротив, они во всем охотно шли нам навстречу и старались помочь в чем могли.