Илья Вергасов - Останется с тобою навсегда

Целая полоса леса была выбита немецкими бомбами.

Я не стал задерживать Рыбакова, отпустил в полк. Уехал он с поникшей головой. Напрасно.

Пополнение принимал рослый генерал Епифанов. Он вглядывался чуть ли не в каждого солдата.

- Ты, Гаврилюк? Ба, кого вижу! Здоров, Тахтамышев! - Генерал повернулся ко мне: - Откуда моих хлопцев набрали?

- Сами напросились.

- Уважили. А то обкатаешь солдата, обстреляешь, а как попадет в госпиталь - пиши пропало. А вы уважили - хлопцы на подбор!

В генеральской землянке уютно: ковры, кровать с периной, электричество. Генерал рассмеялся:

- Натаскали, сукины сыны! Как у солдата? Хоть день, да мой...

Вошел молоденький лейтенант:

- На проводе генерал Валович.

Епифанов взял трубку:

- Седьмой слушает... Получил. И, скажу тебе, порадовал... Не учи, не учи - сберегу. Передаю. - Он протянул мне трубку: - Требуют вашу милость.

Голос Валовича был деловым:

- Загляни ко мне. Жду в двенадцать ноль-ноль.

Штаб армии находился в старинном молдавском селе. Белые хаты, крыши под камышом, местами под дранкой, окна с наличниками, стены снаружи, как и внутри, пересиненные.

Генерал пожал руку и без церемоний заявил:

- Остаешься в полку. А теперь слушай повнимательнее. Простоим в обороне долго, сколько - не знаю, но долго. Армии нужны грамотные младшие командиры. Много нужно. Когда сможете дать?

- Через два месяца, товарищ генерал.

- За три месяца лейтенантов готовят. Полтора, не больше. Учти, сам командарм будет принимать!..

17

Я с ненавистью смотрел на трубу, торчавшую над поселком, на ряды бочек с выжимкой, тянувшиеся вдоль длинной стены винодельческого завода. Бочки убывали - их крали: из выжимки гнали самогон. Представитель Винтреста, которому принадлежал завод, старался встретиться со мной не менее двух раз в день: утром, когда просыпался полк, и вечером, когда над поселком лихо перекликались солдатские гармони. Он пытался доказывать очевидное: что сырье для производства винного спирта растаскивается, что из подвалов исчезают бочки с уксусом. Мне очень хотелось убрать из поселка батальон Краснова. Но куда? Где найдешь более удобное место для подразделения с таким громоздким хозяйством: банями, дезинфекционными камерами, вещевыми складами?

Я, Рыбаков и Сапрыгин подыскивали поле для тактических занятий. Молодой лесок, который раскинулся за толокой, от майского тепла забуйствовал, и под его кронами можно спрятать целый батальон. Чуть поодаль, за оврагом, еще лесок. Чем не лагерь?

- Ну что, товарищи офицеры, поднимем полк на летнюю стоянку?

Сапрыгин даже головой замотал:

- Никак нельзя. Ни воды, ни света...

- Сколько же вы, Александр Дементьевич, в армии прослужили?

- Двадцать с хвостиком, Константин Николаевич.

- И всегда над вами электрический свет полыхал и в кранах вода журчала?

- А разве это предосудительно?

- Я совсем о другом. - Посмотрел на кирпичную трубу, торчавшую над поселком. - Мой комполка в мирные дни поднимал полк по тревоге и после сорокакилометрового броска приказывал разбить лагерь. Строили его - ладони в кровавых мозолях. А потом жили - не тужили, из растяп солдат делали. И воздух был над нами чист. - Я посмотрел на часы. - К шестнадцати ноль-ноль прошу собрать офицерский состав полка. А пока, - я натянул повод, - на рекогносцировку!

Весна! Да неужто передо мной те же офицеры, что были на толоке? Белые подворотнички, отутюженные брюки, сапожки надраены - хоть смотрись в них, как в зеркало.

Расселись в учительской, ждут, что скажет начальство.

Не успел я и рта раскрыть, как вошел старший лейтенант Петуханов, посмотрел на часы.

- Прошу прощения, товарищ подполковник. Опоздал на четыре минуты, ровно на четыре...

Он стоял по всем правилам, только в глазах предательский блеск.

- Вы пьяны?

- Никак нет! У меня, так сказать, день ангела...

- Выйдите, старший лейтенант.

- А меня гнать не надо. Мне сам генерал Толбухин орден вручал...

- Дежурный по полку, попросите старшего лейтенанта Петуханова удалиться, - приказал я, сдерживая себя.

- Сам уйду, чего уж. - Поворот кругом, слегка наклон вправо - и с силой хлопнула дверь.

Нависла неловкая тишина.

- Комбат Шалагинов!

- Есть Шалагинов! - Шагнул ко мне, откинув непокорный чуб, который тут же улегся на прежнее место.

- Давно стриглись, капитан?

- Так растут же, товарищ подполковник...

Кто-то в зале хихикнул и тут же замолк.

- Старшего лейтенанта Петуханова от командования ротой отстранить и направить в армейский резерв.

- Лучший офицер батальона...

- Садитесь, комбат. Товарищи офицеры! С завтрашнего дня - лагерная жизнь...

* * *

Расходились молча. Кое-кто косо поглядывал на меня. Рыбаков шел рядом, угрюмо помалкивая.

- Перегнул, что ли?

- Ну выговор бы, а то бац - в резерв! Размахивать кнутом не самый лучший прием.

- Ну хорошо, хорошо, подумаю... А сейчас пойдем ко мне. У меня ефрейтор - чудо! Да пошли же, - потянул Рыбакова за собой.

Касим Байкеев с таким усердием взялся за службу, что я уж и не рад был, что вспомнил о нем. Хозяйничал, без зазрения совести командовал ефрейтором Клименко. Тот, бедолага, вытаращив глаза, выбегал из нашей хатенки и возвращался то с охапкой сушняка, то с двумя цибарками, доверху наполненными водой. В моей комнате навели такой порядок, что я боялся и шаг ступить. Нечаянно швырнешь окурок на пол, встретишься со взглядом Касима и скорей поднимать.

Нас ждал накрытый стол и Касим с полотенцем в руках. Мы с удовольствием умылись.

- Кури одна-другая минута, я сичас.

Мы сели на завалинку, подставив лица солнцу.

- Разбитной парнишка, - сказал Леонид.

- Да, хлопотливый.

- Вот у Стрижака был специальный повар, столичный.

- Из "Иртыша", что ли?

- Шнебель-клопсы делал - пальчики оближешь.

- Шнебель-клопсы, выезды, медички... Давай, замполит, разоружаться.

- Начать с меня хочешь?

- Сам начнешь.

Леонид Сергеевич замялся, что-то хотел сказать, но в это время появился Касим:

- Пожалуй, командир, пожалуй, комиссар, иди салма кушать.

Салма - лапша на густом курином бульоне, со свежим укропом - сама просилась в рот. Потом Касим подал еду под диковинным названием перемечь вроде беляши, но вкус, вкус! Сок по подбородку так и течет. Леонид Сергеевич, видать, едок отменный. Касим едва успевал подавать перемечи и откровенно радовался, что его кухня пришлась нам по вкусу.

Поели, покурили всласть. Леонид поднялся с места и посмотрел в окошко:

- Иди-ка полюбуйся.

Под тополем в выжидающей позе стоял капитан Шалагинов. Чуб укорочен, сам подтянут, собран.

Я распахнул окошко:

- Капитан, шагайте к нам!

Вошел, лихо щелкнул каблуками.

- Садись, комбат.

Он несмело опустился на краешек табуретки, продолжая держать руки по швам.