Александр Байгушев - Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает

Хрущев настолько увлекся показать врагу № 1 Израилю свою излюбленную «Кузькину Мать», что президенту Египта, ярому антикоммунисту Насеру (всех своих коммунистов на глазах Хрущева пересажавшего по тюрьмам) он «за анти-израильское противостояние» самолично навинтил на пиджак золотую звезду Героя Советского Союза. Мы Хрущева дружно скинули. Не за евреев — за дуроломство и безудержные «перестройки». Но Золотая Звезда Насеру была последней каплей перед уже подготовленным заговором. Убрали. Достал всех!

Хрущев своим баламутством достал всех, и его убрали. Но дальше? а вот дальше как раз и начинается для темы русско-еврейского противостояния самое парадоксальное. «Моду на антисионизм» Брежнев категорически не захотел отменять — понятно, что евреев нельзя ставить в привилегированное положение, что на них нужен хоть какой-то идеологический охолон.

Но вы думаете наш Второй Ильич — Брежнев хотя бы остановил вздорную анти-израильскую линию Советского Союза, прекратил хотя бы поставки арабам оружия? Разрешил евреям массовый отъезд на свою историческую Родину? Казалось бы, да пусть массово уезжают. «Прижившиеся» все останутся. Оголтелые уедут, спокойнее будет. Может, и отношения между высоколобыми — между конкурирующими русской и еврейской интеллигенцией как-то, хоть для виду, наладятся. «Тайные советники» Брежнева так и подсказывали кивавшему головой Хозяину. Но как бы не так! Стеной против встал кто именно? да Андропов! Даже свою мать Евгению Карловну Файнштейн презрел. Свой иудей-чекист Андропов, панически боясь остаться в «этой стране» без подпирающих его соплеменников, всячески блокировал отток евреев в Израиль. По закону отъезд вроде бы разрешили. Но по указанию Андропова органы безопасности по собственной инициативе всячески чинили евреям препятствия, придумав тотальную игру в «носителей секретов». «Носителей секретов» находили аж в скупке на вещевом рынке. А все это провокационно раскаляло обстановку, настраивало евреев против советской власти — и… непримиримо против русских. Почему-то не против «своего» Андропова? а по типичной еврейской массовой психологии переноса любой своей неприятности именно на «мальчиков для битья» — на русских.

Я при «Втором Ильиче» продолжал служить «в контрпропагандистах» (Брежнев выговаривал не без покровительственной издевки: «в контрабандистах»! «ах, вы моя дорогая банда»!) — занимался грязной профессиональной работой, начатой при Хрущеве. Политическую кухню Второго Ильича знаю хорошо. И не только профессионально-формально, но и немного изнутри. Из «семьи», как у нас принято теперь красиво говорить.

Я в то время дружил с его дочерью Галей Милаевой-Брежневой, с которой мы рядышком работали в АПН. Я до сих пор помню, какой она мне устроила тогда сказочный день рождения. Он пришелся на выходной день в Центральном Доме Журналиста, но Галя договорилась, и для меня одного его специально открыли. Я тогда очень много писал на заграницу, в самые престижные западные журналы, и хорошо зарабатывал, и я пригласил на банкет массу друзей. Весь ЦДЖ был заполнен моими друзьями. А ночью мы все взяли такси, и все поехали на Ленинские горы — смотреть на Москву с высоты Воробьевых гор, как Герцен и Огарев, которые дали клятву вечной дружбы в виду Москвы. Мы тогда действительно все чувствовали себя герцеными и Огаревыми. Брежнев собирался провозгласить совершенно новый «не репрессивный» курс, а мы искренне хотели ему в этом помочь.

Брежневская Галя, как сам папа, старалась сидеть на двух стульях — пила непременно в обществе то «их», то «нашем». Ее сейчас изображают опустившейся выпивохой, она действительно плохо кончила. Но в молодости была очень шустра и приметлива. Отменно работала на папу. Помню, в 1964-м, незадолго до устранения Кузькиной Матери Хрущева, пьем мы вчетвером вместе с близкой подругой Гали «гречанкой» Иечкой (у нее было греческое имя Йя, по маме гречанке. Галя звала ее Читой) и ухажером Иечки дома у «гречанки» в высотке на Красных Воротах. Те уже уединились. А Галочка про Фурцеву пытает, насколько «Катя» будет опасна? с «Катей» мне до АЦН довелось поработать — «журналистом-переводчиком» от «Советской культуры» на приемах иностранных делегаций, чтобы перед какой-нибудь Софи Лорен министру дурой не выглядеть — я не столько переводил, сколько за Катерину Алексеевну демонстрировал всю свою кинематографическую эрудицию; Софи охала — какая советский министр культуры начитанная! как всех знает! все наши фильмы смотрела! а «Катя» лишь ревниво шипела: «Не трись об ее груди! я все вижу!». Про «Катю» я многое знал и был к ней вхож. «Катя» была у Хрущева наиболее реальной опорой. Вот Галя и пытала, как «Катю» поумнее вывести бы из игры. Галя, повторюсь, была очень не проста. Ушки у нее всегда были на макушке. И теневой организатор она была не «тюха». У нее всегда было много кавалеров. Даже знойный «цыганский барон» Бурятица. Но ее голубой мечтой был белокурый, как ангел, танцор Марис Лиепа. Однако папа настоял, чтобы в мужья себе она подобрала русского — с прицелом. Папе нужен был зять, если не сразу на КГБ, то уж, по крайней мере, на Министерство Внутренних Дел, получившее при Брежневе необъятные полномочия и почти уже свысока поглядывавшее на хиреющий, на всего лишь «комитет». Мужем Галочки стал милицейский офицер Чурбанов, который вскоре стал Первым заместителем на Министерстве Внутренних Дел. И он, увы, по наивности своей стал одной из косвенных причин возвышения «перевертыша» Горбачева. О том, как это было, я расскажу, когда до него дойдем.

А пока только прошу поверить мне в том, что я вполне осведомленно объясняю: уже при Брежневе «наверху» горько осознали, что политического единства в КПСС нет, и его уже никакой даже самой лучшей «контрпропагандой» не добиться.

Аналитики-конспирологи докладывали новому генсеку Брежневу нерадостную общую картину. Практически после Хрущева в нелегкое наследство нам досталось из-за хрущевской вульгарно антиизраильской политики весьма сплоченное в ненависти к русским еврейское недовольство. Сознание масс после Хрущева и так раскололось, стало «амбивалентным», духовно двойственным. А тут еще ненависть к русским. «Оттепельная» интеллигенция как взбесилась. Ах, нельзя? Запрещено? Так мы в пику хотим все Израиль! Все, и русские тоже, — в Израиль, сделаем себе из солидарности еврейских предков. В Израиль, в Израиль, только не оставаться в Отечестве! по рукам пошел теперь ставший обидным, подводные ручейки сползлись в катакомбную реку, — самый крамольный «самиздат». В пишущую машинку загоняется до десяти экземпляров папиросной бумаги и — «долой эту власть! эту страну!».