Владимир Броневский - Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год

После соборной по богатству своему и украшениям может почесться второй церковь Св. Филиппа . Музыкальная зала обращает на себя внимание. Она имеет особый вход и занимает с правой стороны всю длину церкви. Галерея вокруг залы поддерживается колоннами розового цвета. Хор, подобный круглому храму, стоит особо в конце залы; полукупол его, лежащий на широком карнизе, утвержден на двух рядах колонн. Свод хора изображает лазуревое небо. Богоматерь в облаках представлена в таком положении, что, простирая руку вниз, кажется, нисходит с неба. Всевидящее око , окруженное золотыми лучами, помещено в противном от зрителей краю хора. Большое увеличительное стекло, обращенное к востоку и находящееся сзади всевидящего ока, принимает лучи солнца, которые, отражаясь от зеркал, вделанных в своде, разливают ослепительный блеск по всей зале. Оптическое действие стекла, лазури и золота столь необыкновенно, что Божия Матерь с парящими вокруг нее ангелами окружена истинно небесным сиянием. Ночью с внешней стороны увеличительного стекла ставятся лампы, и зала еще лучше, нежели днем, освещается. Художник, при сей замысловатой выдумке, скрыв музыкантов за карниз хора, соединил с оным свод залы таким образом, что эхо, постепенно раздаваясь, доходит до слушателей, помещенных внизу, в таком удивительном согласии, что музыка и пение кажутся сходящими с небес.

«Как бы мне хотелось послушать музыки в этой прекрасной зале», – сказал я, выходя оттуда. Учтивый, тучный, распрысканный духами прелат подал мне билет на ораторию, назначенную в день Рождества. Она началась громкой симфонией, постепенно ослабевающей, и когда почти утихла, тогда отдаленное пение, сопровождаемое гобоями и флейтами, достигает до моего слуха; я ищу глазами, откуда оно исходит, и между тем как оно приближается явственно слышу: слава в вышних Богу . Это поет хор ангелов, изображенных на куполе, не удивляюсь более согласному пению и радуюсь, что силы небесные столь ко мне близки. Прекрасное хорное пение волхвов: приидите поклонимся , после восхитительного пения ангелов, не произвело почти никакого надо мной впечатления. Волхвы умолкли – и один нежный, сладостный голос восхитил вновь мои чувства; не смею пошевелиться, не смею перевести дыхания – душа и взор обращается к небу – вслушиваюсь и не постигаю, как смертный может соединять столь согласные звуки с такой неизъяснимой выразительностью и нежностью. Не могу прибрать выражения, чтобы сказать что-нибудь о сем неподражаемом голосе молодой монахини, которая, невзирая на недавнее и глубокое впечатление, произведенное ангельским пением, восхитила всех слушателей новыми умилительнейшими звуками. Все головы невольным движением обратились к хору; но она кончила: кончилось все, и я, выходя из залы, исполненный благоговейными чувствованиями, сказал сам себе: Хвалите Господа в тимпане, гуслех и органех , ибо ничто так сильно не возвышает душу, как музыка и подобное пение.

Не только лучшие церкви, но и малые часовни украшены трудами искуснейших художников. Рафаэль, Мишель-Анжело, Корреджио даже и в копиях показываются необыкновенными творениями искусства живописного. Рассмотрев со внимание копию Рождества , где Корреджио окружил младенца Иисуса неподражаемым светом, я остановился в изумлении при образе: снятия с креста . Один неизвестный копиист столь удачно списал сей образ с подлинника, что и самые знатоки не могут отличить копии от оригинала. Тело Иисуса, как человека, являет истинную смерть. Богоматерь, на коленях коей положен Спаситель, наклонила к нему свою главу и распростерла в отчаянии руки; одно сие положение потрясает уже душу. Сильная горесть, изображенная на утомленном лице Божией Матери, иссушила ее слезы, и они от чрезмерной скорби не текут уже более из полузакрытых очей ее. «Как исполину, – говорит дю Пати, – невозможно делать малые шаги, так и Мишель-Анжелу невозможно было избрать что-нибудь посредственное». Воображение его представило ему Богоматерь в тот самый момент, когда при виде язв и смерти, покрывающих тело ее сына, с стесненным сердцем вопиет она: «Увы мне! свет мой и радость моя во гроб зайде. Чадо мое и Бог мой! прорцы слово да спогребуся тебе» [66]. И здесь, на сем образе, лицо Божией Матери изображает еще более, нежели она сказала. Два ангела, сидящие у ног, рыдают; слезы их катятся крупными жемчужинами, и рыдания сии, глубокая печаль Богоматери, смерть Спасителя, привлекая взор, поражая чувства, извлекают невольно слезы из глаз зрителей. Если бы Мишель-Анжело написал один только этот образ, то и тогда имя его дошло бы до позднейшего потомства.

В кармелитском монастыре образ, закрытый занавесом, возбудил мое любопытство. Отдернув покров, смотрю, удивляюсь и спрашиваю: что это такое? Монах, улыбнувшись, отвечал: святая Женевьева. Хорошо делаете, что закрываете ее, сказал я, опуская занавес. Вольность итальянских артистов, кажется, уже переходит черту пристойности и должного уважения к изображениям святых. В католических церквах много такой живописи, от которой набожные отвратят взор; а прочие с удовольствием долго и пристально смотреть на нее будут. Мария Египетская, Богоматерь, питающая младенца Иисуса, св. Тереза и ангелы суть копии греческих Венер и Амуров. Однако я видел в образе Благовещения красоту и непорочность девы, истинно божественную; в образе же Успения , изображенном альфреско в куполе церкви монастыря Св. Цецилии, истинных ангелов. Все они вообще прелестны и между ими есть такие маленькие, что большие подают им руку, дабы они могли за ними следовать. Это производит приятное впечатление. Сожалеешь, что некоторые, возносясь выше и выше, скрываются уже в облаках. В церкви Св. Франциска образ ангела-хранителя бессмертной киста Рафаэля показывают за редкость. Одежда ангела, белейшая снега, и свет, окружающий его, неподражаем; взор его, кажется, дышит жизнью и во всех чертах его видно божество.

В Италии иностранцы удивляются великому числу монахов. Особенно в Мессине так их много, что на улицах, в садах и на гуляньях надобно искать между ними светских людей. Причиной такого их множества суть государственные постановления. Поелику воспитание детей обоего пола предоставлено духовенству, и так как воспитанники и воспитанницы носят обыкновенно черные рясы, то число монахов и монахинь по наружности от того увеличивается. Преимущества духовенства чрезмерны. В Сицилии суд и расправа большей частью в руках аббатов. Богатые монастырские поместья не платят никаких повинностей. Монахи не только лично, но даже родственники их, т. е. целые семейства, избавлены от всех податей. Дворянские фамилии, не имеющие в роде своем ни одного члена, посвятившего себя служению церкви, покупают привилегию от безродного монаха. Некоторые приходы и даже частные дома имеют право салвогардии , право, по коему убийца с дымящейся еще на руках своих кровью, скрывшись в церковь или один из таких домов, избегает наказания гражданской власти. Сии монахи, обладая великим богатством, имя все средства вести спокойную и роскошную жизнь, отрекшись от света в юношеских летах, будучи безбрачны и по обыкновению приняты во всех домах благосклонно, часто делают величайшие расстройства в семействах, где они весьма скоро умеют сделать себя необходимыми. Каждый порядочный дом имеет своего духовника и аббата-наставника , которые входят во все домашние распоряжения: воля главы семейства находится большей частью в их руках. Щедрые их подаяния нищим, вместо добра, производят величайшее зло, умножая до чрезмерности класс сих несчастных тунеядцев.