Иван Жиркевич - Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848

– Благороднейший человек! – вскричал он. – Вот когда я узнал тебе цену! Если бы хотел – мог погубить!

– Обидно для меня слушать, – отвечал я улыбаясь, – что вы теперь только находите меня благородным. Я о себе так давно уже думаю!..

Могу смело уверить, что деятельность движения заводских работ никто не мог так скоро возбудить из их апатии, как Штаден. Имея от природы большие наклонности и страсть к механическим занятиям, хотя без всяких технических сведений, он при живости своего характера и смышлености в самое короткое время ознакомился до тонкости со всеми подробностями оружейных работ. С точностью и почти безошибочно определял, какого качества и какое количество материалов требуется для известного изделия и время, нужное для работ, кои исполняются, так что сами мастера не могли никогда с такой ясностью и точностью выполнить, что делал Штаден. Находясь с самого раннего утра на заводских работах, единственно из страсти к ним, и беседуя с каждым настоящим мастером подолгу, расспрашивая все обстоятельно, что относится до его мастерства, он довел работы до такой отчетливости и чистоты выделки, что оружейные части, выделываемые штампами и машинами в тысячах, перемешанные между собой, каждая отдельно, по своему назначению, приходились не только к назначенным своим частям ружья, но и ко всякому другому ружью. Оружейники из нищих сделались привольными, обстроились, и с улучшением их внутреннего быта уменьшались разврат и пьянство. Сам же Штаден всегда был ревностным и знающим двигателем вверенной ему части, не упуская случаев, где можно было поживиться на счет казны. Но если мало-мальски получал какое-либо неудовольствие со стороны начальства за свои действия или отказ в новом для него поощрении, тогда тотчас становился эгоистом. Старался мешать и препятствовать делам и перечить своим подчиненным, беспрестанно на все роптал и уже изыскивал все средства вытягивать то для себя, чего прежде и в голову ему не приходило. (Пример тому будет ниже.) Впрочем, с ним можно было ладить, и при надлежащем к нему внимании он мог бы принести гораздо более пользы, нежели сколько по своему корыстолюбию наносил казне вреда и ущерба.

За год до назначения моего на завод размыло перемычку, удерживающую резервуар воды, и через то последовало общее разрушение плотины; сделано было распоряжение к исправлению оной – и завод целое лето оставался без действия. По окончании поправок, произведено было освидетельствование и, как должно полагать, довольно поверхностное. Весной заперло резервуар накоплением воды. Оказалась течь, и потребовалась новая поправка, оцененная приблизительно в 10 тыс. рублей. Завод же опять остался без действия. По настоянию директора артиллерийского департамента новая передержка обращена была на счет виновных, которыми признаны были Философов и Штаден. Не помню, кто был производителем работ и кто производил освидетельствование, но только большая часть взыскания пала на долю Штадена, и вычет из его содержания производился во все время моего служения при заводе, следовательно, все это время Штаден находился в большом огорчении.

Когда завод был пущен в ход при самых усиленных нарядах на выделку оружия, Штаден стал насылать заводу самые строжайшие предписания; лично, под рукой, через своих приближенных старался беспрестанно и во всем перечить прямым распоряжениям заводского начальства. Главной пружиной к тому наиболее употреблял заводского механика Зехова. По собственному указанию Штадена Зехов должен был приготовить двенадцать станков для обточки штыковых трубок. В продолжение четырех лет таких станков вполне было отделано только два, и восемь заготовлены только вчерне; два же совсем не начаты. Философова вызвали в Петербург, а я, оставшись управлять заводом, видя из переписки уклончивость Зехова от окончания станков за разными совершенно нелепыми предлогами, велел установить неоконченные станки, чтобы по крайней мере видеть, что остается в них доделать. Зехов стал упираться на Штадена, что тот знает совершенную невозможность окончить эту работу не прежде как через два года, и то когда его не будут отвлекать к другим занятиям. Я все-таки настоял на своем и, осмотрев их сам, лично, установленными, я объявил Зехову, чтобы он восемь станков окончил бы в неделю, а неначатые еще – на те даю два месяца сроку (!), обещав ему в противном случае посадить под арест до окончания станков. (Он был в чине 5-го класса, а я полковник, следовательно, моложе.) Зная, что я шутить не стану, он первые восемь станков кончил в три дня, а остальные два – через две недели. Потом признался мне, что Штаден не хотел, чтобы станки были скоро готовы.

Обращая все внимание мое насчет хозяйственных работ, я счел обязанностью прочитать все дело об исправлении и освидетельствовании плотины, и ознакомиться, за что именно более пало взыскание на признанных виновниками упущения. Оказалось, что, при вторичном освидетельствовании порчи плотины была найдена большая часть свай, вбитых в землю для утверждения основы, вполовину подрубленных. Посещая ежедневно все работы, между прочим и те, которые производились на плотине, я заметил, что это зло не совсем исправлено. Я настаивал на совершенном исправлении, т. е. заменением новыми сваями, но подрядчик плотников для заводских работ, отделявший лучших своих работников к Штадену для разных его домашних поделок и посему находясь под особым его покровительством, жаловался ему не столько на меня, сколько на производителя гидравлических работ полковника фон Кершена, человека честного, строгого и деятельного, что его заставляют производить такие работы, которые не упомянуты в контракте. Штаден несколько раз резко выражал свое неудовольствие фон Кершену и мне, под разными благовидными предлогами затягивал дело и своими ухищрениями довел до того, что, когда он и Философов жили спокойно у себя в деревнях, в одно прекрасное утро прибегают мне сказать, что плотину вновь прорвало! Я бегу на место и действительно вижу, что вырвало два щита и в отверстие хлынул резервуар. От сильного напора такой массы воды плотина вся потряслась до основания. Заводская полиция, механики, оружейники и прочий люд впопыхах метались как угорелые, и наконец положено было, после нескольких неудачных попыток запереть отверстие досками, поднять все щиты и спустить резервуар совсем, а затем, сделав новые щиты, накоплять опять воду, что продлилось бы до конца осени. Но чтобы получить затем в достаточности воды для производства заводских работ без остановки, нужно было ждать поздней осени, а между тем наряд на выделку ружей был необыкновенный: более 30 тыс. ружей и все к сроку. На мое счастье, при этом происшествии находились два молодых офицера корпуса инженеров путей сообщения, поручики Адамов и Залесский, и первый из них, обратясь к механику Зехову, спросил его: «Есть ли порог и как высок в нижнем упоре щитов?» Зехов ничего не мог ответить, отозвался совершенным неведением; тогда Адамов, пожав плечами, потребовал бревно длиной сажени три, привязал к одному концу веревку, а другим стал опускать в быстрину, пробивающуюся в отверстие. Бревно приперло к порогу стоймя. В это время саженях в ста от плотины производилась постройка большого здания под штампы, для выковки замков; я тотчас сообразил, увидя действия Адамова, что надо предпринять, и приказал всем оружейникам, сколько их тут находилось, бежать к постройке и принести, сколько захватят, бревен! Притащили до 200 штук и тем же образом спустили к порогу, поодиночке каждое, и через час отверстие плотно закрылось. Резервуар уцелел, плотина без повреждения удержана до весны, и выделка оружия пошла безостановочно. При первом взрыве щита полицеймейстер послал нарочных к Философову и Штадену с известием, что рвет плотину, но потом, когда погружение бревен начало оказывать свое действие и ясно было видно, что вода задержится без порчи плотины, я тут же написал на лоскутке карандашом обо всем, чтобы их успокоить, и послал вторично нарочного, обнадеживая их благополучным окончанием дела. Они оба прибыли на другой день встревоженные и не находили слов благодарить меня, в особенности Штадену.