Иван Жиркевич - Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848

Сверх сего Стогов и исправник писали, что, как по всему заметно, это, видимо, одно только недоразумение, а не умышленное волнение и что, по мнению их, для усмирения крестьян войска не для чего посылать, но если пришлют, хотя небольшую команду, то ни за что не могут ручаться и в таком случае просят меня лично прибыть на место. Сверх того Стогов приложил две записки, копии с обоих приказов удельной конторы, из которых одну записку подал ему какой-то крестьянин, а другую он приказал списать в волостной избе.

Видя, с одной стороны, ошибочность распоряжений удельного начальства, а с другой – явный злой умысел Бестужева все сие происшествие, так сказать, взвалить на мою голову и на земскую полицию, я немедленно в подробностях донес с нарочной эстафетой министру, приложив в подлинниках все присланные ко мне требования и сведения, списки с моих отзывов и предписаний, приняв из осторожности за правило, на первых бумагах помечать число и час получения, а на последних подобным образом означал время отправления; это самое, без опущения, означалось и на копиях. Я приложил также основное отношение Бестужева, что земли лашман не подчиняются его направлению. В заключение просил меня снабдить высочайшими повелением, чтобы общественную у лашман запашку ввести во всех селениях без исключения, и ручался головой моей за исполнение. А между тем, зная уже по опыту, что при подобных обстоятельствах посылка на первых порах малой команды не только бесполезна, но даже может быть вредна, я решился через губернское правление указами предписать исправникам действовать с осторожностью, и это было поводом хотя к самому деликатному, но все-таки замечанию, которое я получил в частном письме от министра внутренних дел вместе с окончательным по закону разрешением, которое находится в бумагах моих. При подобных обстоятельствах всегда бывают различные толки в народе и в публике, так были и тут. Но вообще все дворянство и чиновники удивлялись моему молчанию и спокойному виду. Нарочные скакали из одного конца в другой беспрестанно; переписка моя шла прямо из кабинета и в большой тайне. Между прочим, один из значительных помещиков объявил мне, что узнал наверное, что Бестужев отправил в Оренбург эстафету к тамошнему военному губернатору Перовскому, требуя войско! Я улыбнулся, почитая сие, равно как и побег Бестужева, выдумкой; каково же было мое удивление, когда неделю спустя от начала всей передряги мне привезли «Московские Ведомости», где напечатано, что Бестужев приехал в Петербург (воспользовавшись подорожным бланком) и через десять дней явился ко мне адъютант генерала Перовского, приехавший из Оренбурга, адресуясь ко мне словесно, на который пункт следует направить войска, требованные управляющим удельной конторой и которые генерал его распорядился уже выслать? Без преувеличения озадаченный таким вопросом, я спросил адъютанта, имеет ли он с собой высочайшее повеление, что Симбирская губерния подчинена генералу Перовскому? И получил ответ, что он ко мне никаких бумаг не имеет. Я отвечал ему, чтобы он донес своему генералу, что в его войсках нимало надобности не вижу, а если они нужны Бестужеву, то чтобы он сам отыскал его где хочет. Потом я ласково пригласил его в кабинет и подробно рассказал ему все, что следовало ему сообщить генералу Перовскому. Донес об этом Блудову, но тут же спохватился, что если я напишу, что Перовский уже распорядился высылкой войска, то они или мне не поверят в такой безрассудности, или после откажутся от слов, а потому я решился написать просто, что Бестужев требовал войско, а я сказал, что оно не нужно! Мера эта впоследствии оправдала мою осторожность.

Бестужев до высылки ко мне копии с разрешения департамента на счет запашки прислал бумагу, в которой написал, что, не видя с моей стороны немедленного удовлетворения его требования о присылке на «место возмущения» военной команды, он настоятельно требует моего содействия, чтобы силой власти заставить упорствующих повиноваться, и между прочим приложил при сем список 27 возмутителям, прося распорядиться задержанием оных впредь до разрешения его начальства. Этот список я отправил к буинскому исправнику, который, объявив оный обвиненным, убедил их отправиться ко мне, что они без малейшего возражения исполнили. Когда же они прибыли в Симбирск, я обнадежил их моей защитой, но добавил, «что до государева решения я должен их задержать», и они все преспокойно отправились в полицию, где им отвели два покоя и приставили для надзора за ними десятского. Разумеется, что и это все вошло в мои донесения.

Ровно через две недели поутру, в 9 часов, получаю я через эстафету от министра внутренних дел предписание, в котором сказано, «что князь Волконский объявил ему монаршую волю: первое – у лашман без изъятия ввести запашку; второе – по требованию управляющего удельной конторой задержать тех бунтовщиков, которых он укажет и, наконец, третье – предоставить в распоряжение Бестужева воинскую команду, которую он требовал; вместе с сим пришло и то письмо ко мне от Д. Н. Блудова, о котором сказано выше. Само собой разумеется, что я тотчас же приступил к выполнению того, что было приказано. В 10 часов полицеймейстер донес мне, что Бестужев вернулся, но сам он ко мне не являлся, а вечером, в 10 часов, когда я уже лег спать, меня разбудили и доложили, что из Санкт-Петербурга приехал генерал-адъютант князь Лобанов-Ростовский [465]и остановился в гостинице. Я осведомился, не спрашивал ли он меня к себе; когда сказали нет – преспокойно уснул и встал по обыкновению поутру, в 5 часов.

Прежде всего я занялся отправлением через нарочных накануне приготовленных бумаг, а в 7.30 отправился на квартиру к князю Лобанову-Ростовскому, но когда подъехал к воротам гостиницы, навстречу выбежал лакей и объявил, что князя нет дома, он очень рано вышел куда-то со двора. Это было, однако же, несправедливо, князь был дома, но не принял меня из деликатности, по-видимому, чтобы меня предупредить собственным его визитом, ибо едва я возвратился домой, как мне доложили, что князь пришел, и вот какой последовал между нами разговор.

Князь. Простите меня великодушно, ваше превосходительство, что я так рано беспокою вас. Вы сами меня предупредили, но я не смел вас принять, не бывши еще сам у вас.

Жиркевич. Ваше сиятельство! Извините меня, что я еще вчерашнего числа не был у вас; ибо когда вы приехали, я получил о том сведение, но не считал себя вправе без особого вашего зова и опасался четверть часа оторвать от вас нужного покоя после столь долгого пути.

Князь. Вам, конечно, известна причина приезда моего сюда?

Жиркевич. Точно – нет еще, но догадываюсь. Вероятно, по делам удельным?