Мик Уолл - Когда титаны ступали по Земле: биография Led Zeppelin

Это вело прямо к тому, что было почти полноценным воссоединением Led Zeppelin, первым из нескольких подобных случаев за последовавшие двадцать лет. Они репетировали в Бате, подальше от надоедливых лондонских глаз, с Тони Томпсоном на месте Бонзо. «В первый день все было в порядке, — вспоминал Джонс, — не знаю, был ли Джимми целиком в процессе, но это было хорошо». Однако в течение следующих двух недель небольшие трещины в отношениях между тремя главным членами группы начали углубляться. Роберт жаловался, что Джимми — который слез с наркотиков, но теперь сильно пил — требовалось много времени, чтобы настроиться, и вообще беспокоился, что ситуация опять выходит из-под контроля. Затем Томпсон попал в незначительную автоаварию, когда однажды вечером выезжал задним ходом из паба, и это было воспринято как дурной знак, по крайней мере Плантом. «Я помню, что мы с Робертом выпивали в отеле и он интересовался, чем мы занимаемся, — сказал Джонс Льюису. — Он говорил, что никто больше не хочет слушать это старье, а я ответил: „Все только и ждут этого“. И все пошло наперекосяк как раз с этого момента — я думаю, что это дошло до Роберта, который хотел делать свою сольную карьеру за счет всего остального». Теперь в изложении Льюиса: «Думаю, что случилось следующее: Роберт в один момент сказал самому себе — у меня успешная соло карьера, а теперь это будет возвращением к автоавариям и плохой карме. Мне это не нужно».

Издалека за всем этим наблюдал недовольный Питер Грант. Как управляющий имуществом Джона Бонэма, Джи в течение некоторого времени непосредственно после смерти ударника занимался улаживанием дел его семьи. Он также устроил Планту сделку с Atlantic на пять сольных альбомов. Но с уходом из общественного поля зрения Пейджа и Джонса, когда бизнес Swan Song был свернут, Грант удалился в Horselunges в компании только со своими детьми Уорреном и Хелен — над которыми выиграл право опеки, — а также несколькими роуди, теперь нанятыми на роль служанок. Фактически его последними делами от имени Led Zeppelin и/или Swan Song были контроль за выпуском альбома-саундтрека Пейджа к фильму «Смертельное желание 2» — который он назвал «еще одним кошмаром» — и выпуск дебютного сольного альбома Планта. Потом он «немного поссорился» с певцом — и все. Даже Джимми стал ему чужим.

Все еще серьезно завися от наркотиков, он перестал отвечать на звонки — даже от членов группы — и отказывался от предложений о встречах. «Почему он принимал кокаин? Потому что он был в безмерной депрессии, — сказал менеджер Dire Straits Эд Бикнелл, впоследствии сблизившийся с Грантом. — Он чувствовал, что ответственен за смерть Джона Бонэма в том смысле, что понимал, что должен был быть там и мог спасти его. Swan Song лопнула, поскольку он не мог справиться с этим, и его империя развалилась». Каждый день он посылал своего прихвостня в местный супермаркет за упаковкой сендвичей или несколькими бисквитами — подходящая еда для стадвадцатикилограммового отшельника. «Ты звонил ему, а он был в туалете, — вспоминал его старый партнер Микки Мост. — Но иногда он просиживал в туалете по три дня! Это просто означало, что он ни с кем не хотел говорить». Единственным человеком, на звонок которого Грант по-прежнему бы ответил, был единственный друг, оставшийся у него со старых деньков, никогда ему не звонивший, — Пейдж. Друзья говорят, что Пейдж так никогда и не простил Джи то, что он указал Планту дорогу к сольной карьере, что стало последним гвоздем, забитым в крышку гроба Zeppelin — как это ему виделось. Бывший менеджер Sex Pistols Малкольм Макларен, который как-то собирался снять фильм о жизни Гранта, позже написал: «Гранту нужны были приятельские отношения с жесткими, опасными людьми, дававшими ему чувство власти. Чем жестче они были, тем тверже он чувствовал себя, и только тогда его желание контроля находило удовлетворение. Все это рухнуло, когда Грант примерил на себя образ жизни Джимми Пейджа, впоследствии изгнавшего своего самого главного поклонника».

Когда писатель Говард Милетт в 1989 году посетил Horselunges, он написал, что Грант «жил в квартире над гаражом, поскольку дом находился в плохом состоянии. Ступеньки лестниц прогнили, и чувствовалось запустение. Он весил сто пятнадцать килограммов, страдал от диабета и жил на диуретиках». В конце концов, как Плант, а затем и Пейдж, Грант собрался, хотя и потребовался инфаркт, чтобы заставить его сделать это, и самостоятельно прекратил принимать наркотики, отгородившись ото всех и галлонами поглощая натуральный апельсиновый сок. Он взял остатки своего кокаина — почти три фунта, по словам одного из друзей, — и спустил их в унитаз. Его ассистенты-роуди были ошеломлены, жалуясь, что они бы могли заплатить ему за наркотик, если бы знали о его планах. Когда по прошествии четырех дней ломка закончилась, он стал другим человеком. На трезвую голову он поразился тому, в какое убожество позволил себе провалиться.

К тому времени, как я познакомился с Питером в середине девяностых за разговорами о написании его официальной биографии, он изменился практически до неузнаваемости. Конечно, он стал старше, чем его помнили по клипам из фильма и отрывкам из музыкальной прессы, но главным было то, что он потерял вес. Он выглядел как некий суровый, но честный бизнесмен — торговец антиквариатом, например, — но определенно не как человек, который не понаслышке был знаком с менеджментом рок-н-ролла в самом его расцвете. У него были проблемы с сердцем, но он по-прежнему курил, как паровоз, хотя и полюбил долгие прогулки по набережной Истборна. И он все еще умел рассмешить любого. К тому времени он продал Horselunges и купил себе «холостяцкую квартиру» в Истборне, принявшись за восстановление собственной коллекции светильников от Tiffany и стекла William Morris — эти страсти были заброшены, как только в семидесятых кокаин одержал над ним верх. В какой-то момент его даже пригласили войти в состав городского магистрата. Он отклонил предложение, так как «это не бы украсило мое резюме», как он сказал, усмехнувшись. Он также подружился с эксцентричным местным аристократом Лордом Джоном Гульдом, который разделял страсть Гранта к американским винтажным машинам. Гульд периодически сдавал один из своих автомобилей в аренду — как утверждают, тот, что некогда принадлежал Алю Капоне, имевший на переднем пассажирском сиденье специальный отсек для пистолета-пулемета Томпсона, — для проведения местных свадеб и не раз сам выступал шофером молодоженов, а Джи исполнял роль его ассистента. Вряд ли новобрачные знали, что человек, распахивавший перед ними дверь автомобиля, когда-то был самым могущественным и внушающим ужас менеджером мирового рока.

На его взгляд, все представление Live Aid было «и правда несколько провальным. Оно было столь явно неотрепетированным, слепленным впопыхах, что я не мог понять его смысла. Либо выступайте как положено, либо не выступайте вовсе». Еще менее лестно он отозвался о следующем кратком воссоединении группы в 1988 году, когда они выступили вживую в Нью-Йорке, а также на телевидении в ознаменование сорокового юбилея Atlantic Records — в этот раз за ударными был двадцатидвухлетний Джейсон Бонэм. Но тогда все согласились, что представление было, как выразился Грант, «хаотично», — хотя причины для этого были совершенно иными, чем в случае с Live Aid, группа, очевидно, ответила на приглашение своего бывшего лейбла появиться и сыграть на вечеринке, выступив еще более неудачно, чем тремя годами ранее в Филадельфии: в частности, Джимми пребывал в дурном настроении и играл впечатляюще плохо. Но что «по-настоящему расстроило» Гранта — так это тот факт, что его не пригласили на юбилей. Конечно, Ахмет Эртегун — однажды сказавший Питеру, что тот «слишком долго скорбит» по Джону Бонэму — был бы рад увидеть своего давнего оппонента. Но руководитель лондонского отделения лейбла Фил Карсон сказал ему, что Джи болен и не сможет присутствовать на мероприятии. Вероятно, это было правдой, но, как заметил Грант: «Может, я бы и не пошел туда, но ведь не в этом дело».