Бранислав Ятич - Шаляпин против Эйфелевой башни

Шаляпин встал, подошел к растущему рядом низкорослому дереву, прислонился к нему, закрыл глаза и запел: «Ах, ты, ноченька, ночка темная…».

Пламя костра красноватым отблеском освещало фигуру Шаляпина, стройную и могучую, его вдохновенное лицо было необычно и выразительно.

Ольга Михайловна Соловьева сидела как раз напротив. Подперев щеку рукой, она смотрела на него своими большими огненными глазами. По ее лицу текли крупные слезы…

Долго и много пел Шаляпин. Все были ему благодарны, в душе каждого он пробудил лучшие чувства.

Уже под утро все вернулись в Суук-Су.

На следующий день на пляже Ольга Михайловна, поздоровавшись с женой Шаляпина, присела около нее и сказала:

– Знаете ли, Иола Игнатьевна, скажите Федору Ивановичу, что покорил он меня вчера, и «Скалу» я ему дарю [59], дарю за его песни!.. [60]

В конце сентября Шаляпин начинает свой 26 сезон несколькими спектаклями в Большом театре. В начале октября он уезжает в Петроград, где его ждут выступления в Мариинском театре и в Народном доме.

«Северная стрела» мчалась по направлению к столице. Под равномерный усыпляющий стук колес Шаляпин, тем не менее, провел бессонную ночь в размышлениях о замке искусств: о его внутреннем устройстве, о том, как построить сцену, об организации работы с молодыми певцами, о подборе сотрудников… К его первоначальному замыслу присоединилась идея собрать в своем замке еще и молодых музыкантов, танцовщиков и хореографов, писателей, художников и архитекторов. Он видел оперу как синтез искусств – музыки, пения, слова, сценического движения (в плане скульптурности поз и жестов), танца, изобразительного искусства и архитектуры. Он хотел внести решающий вклад в формирование целой плеяды людей театра, которые по-новому подходили бы к оперному искусству, видя в нем в высшей степени стилизованную синтетическую музыкально-сценическую форму.

«А не делаю ли я все это из тщеславия, – вдруг спросил он себя, – из желания приобщиться к бессмертию, получив свое продолжение в лице своих духовных последователей?»

Но такого рода сомнения в искренности собственных побуждений были непродолжительными. В глубине души он знал, что его внутренние мотивы чисты. Опера, театр, искусство – в этом была его жизнь. Внутренними императивами, которыми он руководствовался в своих мыслях и поступках, были непримиримость к бездарности и рутине, стремление к совершенству всех элементов, составляющих оперный спектакль, и поиск новых возможностей в области художественных средств. За пределами этой сферы все остальное имело для него второстепенное значение…

В Петрограде Шаляпина ожидало новое признание: правительство Франции наградило его Орденом почетного легиона за заслуги в области культуры и искусства.

В ноябре он возвращается в Москву. Выступает в опере Зимина. В декабре – снова в Петрограде. Выступает в Народном доме.

Атмосфера в столице напряженная, чреватая драматическими событиями…

17 января 1917 года Шаляпин начинает режиссерские репетиции новой постановки «Дон Карлоса» в Большом театре. Одновременно выступает в Опере Зимина [61]. Премьера «Карлоса» состоялась 10 февраля: спектакль был благотворительным [62].

Уже 20 февраля Шаляпин снова в Петрограде: в Народном доме он поет в «Севильском цирюльнике», а спустя четыре дня – заглавную партию в «Дон Кихоте».

Здесь его застает Февральская революция… Советы, в которых (помимо большевиков и меньшевиков) преобладало эсеровское направление, не сумели полностью захватить власть. Этим воспользовалась буржуазия, которая еще некоторое время удерживала власть в своих руках. Было создано Временное правительство, сначала во главе с князем Львовым, а потом – с лидером эсеров А. Ф. Керенским. Это правительство под давлением масс было вынуждено упразднить монархию (царь Николай Второй отрекся от престола 11 марта) и провозгласить республику. Ситуация в стране оставалась нестабильной вследствие возникшего двоевластия: с одной стороны, существовало центральное буржуазное правительство, с другой – «советы рабочих и солдатских депутатов». В Россию возвращается Ленин. Его «Апрельские тезисы» стали планом проведения социалистической революции и полного захвата власти.

Горький тоже в Петрограде. Он приглашает Шаляпина на собрание деятелей культуры.

– Вот, Федя, приближается день, когда вся власть перейдет в руки Советов, то есть рабочих, крестьян и прогрессивной интеллигенции, говорил он Шаляпину. – Я надеюсь, ты понимаешь, насколько важна твоя позиция для общего дела.

– Ты знаешь, что я не могу быть против того, что пойдет во благо России, – отвечал Шаляпин. – Но времена смутные, я – певец, и я не вполне понимаю, как я могу оказаться полезным.

– Да, времена смутные, и так будет, пока не установится власть Советов, – продолжал Горький. – Будет ли это через месяц или через два, никто не знает. Ни того, какой ценой. Возможно, она будет высока, но мы готовы ее платить. Но что бы ни происходило, мы должны думать о том, как сохранить произведения искусства от хищений, от нанесения им ущерба или попыток вывезти их из страны. Кроме того, мы должны установить, что такое непреходящие художественные ценности, необходимые новому человеку, а что – буржуазное декадентское искусство. И для начала мы ожидаем от тебя помощи и поддержки.

Шаляпин согласился войти в состав делегации, которая должна была направиться к Г. Е. Львову и поставить вопрос о защите художественных ценностей.

Бурная общественная жизнь и энергия, пронизывавшая все события, не могли оставить равнодушным такого чувствительного и восприимчивого человека, как Шаляпин. Он чувствовал, что бурлящая действительность просто призывает его к активному участию в событиях, и не мог противостоять этому призыву.

«Необычайный переворот заставил очень сильно зашевелиться все слои общества, и, конечно, кто во что горазд начали работать хотя бы для временного устройства так ужасно расстроенного организма государства, – пишет он дочери Ирине 21 марта 1917 года. – Вот и я тоже вынужден почти ежедневно ходить по различным заседаниям – пока я состою в Комиссии по делам искусства и на днях вступлю в Общество по изучению жизни и деятельности декабристов, проектов для возведения им памятников и проч. и проч.

Кроме того, я, слушая, как народные массы, гуляя со знаменами, плакатами и проч[ими] к моменту подходящими вещами поют все время грустные, похоронные мотивы старой рабьей жизни, – задался целью спеть, при первом моем выступлении в новой жизни свободы, что-нибудь бодрое и смелое. Но, к сожалению, не найдя ничего у наших композиторов в этом смысле, позволил себе написать слова и музыку к ним сам. Не претендуя на лавры литератора или композитора, я написал, кажется, довольно удачную вещь, которую назвал „Песня революции”» [63].