Ян Веннер - Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет

Как вы думаете, какое влияние это окажет на сочинение вами песен?

– Я правда думаю, что следующая официальная пластинка группы Guns N’ Roses или то, что я сделаю, по крайней мере, будет иметь такое драматическое звучание, какое людям и не снилось, и будет свидетельствовать о росте. Мне не хочется быть двадцатитрехлетним недомерком, как раньше. Не хочу быть таким человеком.

А каким вы хотите быть?

– По-моему, мне нравится быть таким, как сейчас. Хотелось бы немного больше душевного спокойствия. Уверен, что и всем этого хочется.

Со времени выхода вашего первого альбома на музыкальной сцене многое изменилось. Куда вы, по вашему мнению, вписываетесь в наше время?

– Как ни странно, я никогда никуда не вписывался. В 70-е годы музыка, которую я писал, была несколько романтической, в ней было много чистоты, и, разумеется, она не воспринималась как часть того конкретного времени. А в 80-е годы я писал и пел о том, что происходило с людьми, которых я видел вокруг, или о том, в каком направлении движется страна. А значит, и в этом я шел не в ногу со временем.

Ну, зная отклики на вашу музыку в то время, мне кажется, вы очень хорошо вписались в 80-е годы.

– Ну, мы были популярны, но это не одно и то же. Я пытаюсь делать только одно: писать музыку, которая представляется мне исполненной смысла, в которой таятся сокровенность и страсть. И по-моему, я чувствую, что если то, о чем я пишу, реально и при этом эмоционально, то найдется тот, кто захочет это послушать. Не знаю, большая у меня аудитория сегодня или меньше, чем была прежде. Но меня это никогда не интересовало в первую очередь. У меня как бы сложилась история, которую я рассказываю, и на самом деле я дошел только до ее середины… Мне хочется петь о том, кто я теперь. Когда я был молод, я всегда говорил, что мне не хочется дойти до того, чтобы в сорок пять или пятьдесят лет притворяться, что мне пятнадцать, шестнадцать или двадцать. Мне это было попросту неинтересно. Я – музыкант на всю жизнь, я буду исполнять музыку вечно. Не думаю, что наступит время, когда я не выйду на сцену, играя на гитаре, громко играя, с силой и страстью. Я с нетерпением жду, что, когда мне исполнится шестьдесят или шестьдесят пять, я все еще буду заниматься этим.

Вы сказали, что турне после выхода альбома «Born in the U.S.A.» знаменовало конец одной фазы вашей творческой карьеры. Какое влияние оказал на вашу жизнь грандиозный успех этого альбома и последовавшего турне?

– Я поистине наслаждался успехом альбома «Born in the U.S.A.» [188], но к концу всего этого я просто «выпал в осадок». Я сказал себе: «Тпру, хватит». Когда ты заканчиваешь творить такую икону, со временем она тебя подавляет.

Вы конкретно о чем?

– Ну, например, цельный имидж, который был создан – и который, я уверен, я развиваю, – он на самом деле не я. Это такой мачо, каким я просто никогда не был. Возможно, он содержит немного больше от меня, чем мне кажется, но когда я был ребенком, я был очень ласковым и все тому подобное.

Знаете, занятно то, что ты создаешь, но в конце концов, по-моему, единственное, что можно сделать, это разрушить созданное. Поэтому, когда я написал «Tunnel of Love» [189], я думал, что вновь преподношу себя как сочинителя песен, в роли, весьма далекой от иконы. И в этом было облегчение. И потом я уехал в одно местечко, где этот материал несколько улегся, и часть его появилась здесь, в Лос-Анджелесе; я исполнял музыку с разными людьми и наблюдал, что получается, и жил понемногу в разных местах.

Как вы ощущаете себя здесь [190] по сравнению с Нью-Джерси [191]?

– Лос-Анджелес дает много анонимности. Ты не кажешься большой рыбой в маленьком пруду. Люди обтекают тебя, говорят «Привет», но в основном тебе предоставлена возможность идти своим путем. С другой стороны, в Нью-Джерси я был словно Санта-Клаус на Северном полюсе. (Смеется.)

Как это?

– Гм, как бы это объяснить? Вроде бы становишься плодом воображения многих других людей. Что всегда требует некоторой сортировки. Но еще хуже, когда оказываешься плодом собственного воображения. Именно от этого я по-настоящему освободился за три последних года.

Мне кажется, именно это произошло, когда я был молод. У меня была идея разыграть мою жизнь, как кино, создавая сценарий и делая монтаж. И я действительно долго этим занимался. Но можно стать рабом собственного мифа или собственного имиджа, скажу так за неимением более подходящего слова. Довольно вредно, когда другие люди воспринимают тебя как миф, но по-настоящему вредно, когда ты сам себя так воспринимаешь. И я приехал туда, где мы встретились с Патти [192], и там я решил покончить с этой историей. Она не жизненна.

Именно тогда я понял, что мне нужна перемена и мне нравится Запад. Я люблю географию. Лос-Анджелес – занятный город. Полчаса – и ты уже в горах, где один магазин на сотни миль вокруг. Или в пустыне, где на пятьсот миль вокруг пять городков.

И вот мы с Патти приехали сюда, стали жить одной семьей, появились дети… в общем, я действительно упустил изрядную часть моей жизни. Я мог бы описать это единственным способом: иметь успех в одной сфере – это иллюзия. Все думают, что если ты в чем-то преуспеваешь, то преуспеваешь во многом. А в большинстве случаев все не так. Ты преуспеваешь в чем-то, и это что-то потворствует тому, что ты выключаешь себя из остальной твоей жизни. И со временем я понял, что во многом правильно использовал свою профессию, но в чем-то употреблял ее во зло. И это началось, когда мне было слегка за тридцать, – я твердо знал, что что-то не так.

Это было примерно десять лет назад?

– Да, все началось после турне по раскрутке альбома «The River» [193]. Я имел такой успех, о каком даже не мог и мечтать. Мы выступали по всему миру. И я подумал: «Ого, вот оно». И решил: «О’кей, мне нужен дом». И начал присматривать дом.

Два года я вел поиски. Ничего не смог найти. Вероятно, я побывал во всех домах штата Нью-Джерси, причем дважды. И так и не купил дом. Я думал, что просто не смог найти то, что мне нравится. И тут я понял, что дело не в том, что не могу его найти, – я не смог бы его купить. Я могу найти дом, но не могу его купить. Проклятие! Почему?

И я начал размышлять. Почему мне хорошо только в пути? Почему все герои моих песен едут в автомобилях? То есть, когда мне было лет двадцать с небольшим, я вел себя так: «Эй, вещи в чемодане, чехол для гитары, автобус – вот и все, что мне надо, сейчас и навсегда». И свято в это верил. И жил именно так. Долгое время.

В очерке, опубликованном в журнале Rolling Stone в 1978 году, Дейв Марш написал, что вы так преданы музыке, что совершенно невозможно представить вас женатым или имеющим детей или дом…