Юрий Оклянский - Оставшиеся в тени

Эти люди знали, на что шли. «Кто не горит, тот коптит. Да здравствует пламя жизни!» — восклицал Николай Островский.

«Если я не горю, если ты не горишь, если он не горит, то кто же развеет тьму?» — спрашивал Назым Хикмет.

Эти люди не терпели небокоптительства. И умели рисковать.

Вероятно, более чем кому-либо, им был ясен простой и всеобщий механизм земного существования, именуемый словом «выбор». Жизнь так устроена, что человеку постоянно приходится отказываться от одного во имя другого. При определенных обстоятельствах обычный способ существования, обычные поступки и средства не годятся для достижения высокой цели. Вот тут-то груз на себя и берут солдаты идеи!.. Подвиг требует подвижничества, то есть разных степеней самоограничения, вплоть до самоотречения. Только такой ценой и покупается, к сожалению, любое движение человечества к истине, добру и справедливости.

Вспомнил я тут и наши давние отечественные дискуссии о так называемом «маленьком человеке».

Одни участники этих споров восхваляли «маленького человека» за его бесхитростное существование, естественное бытие. Говорили о несметных богатствах души «маленького человека», к которым что-либо прибавлять, пожалуй, лишь портить и которые чуть ли не грех растранжиривать на суету великих дел. Другие, наоборот, уничтожали само понятие «маленький человек», утверждали, что нет «маленьких» людей, а есть лишь мелкие души. Все честные люди делают одно общее полезное дело. И каждый «маленький человек» с большой душой уже по одному этому велик.

И мысль моя снова возвращалась к только что покинутому домику Ганишей.

«Эка, ведь ты высоко хватил! — осекал я себя. — Жанна д’Арк!.. Подвиг!.. Дискуссии!..

Может быть, к Брехту и Маргарет Штеффин это и имеет известное отношение. Но как-то неловко мерить книжными образцами человека, с которым недавно обедал. Да и в литературном обиходе часто все бывает значительно проще. Пусть Герта хороший человек, даже праведница, но жизнь прожила простую и неприметную. И не будь у нее такой сестры, разве стал бы приезжать к ней иностранец и вести с ней многочасовые умные беседы?!

Ого, уж очень ты расхорохорился! — сказал я себе. — Больно ты нужен Гопхен! Ведь это ты радовался полученным у нее бумажкам из семейного архива, а не она. Сама она избавлена от тщеславия, у нее в натуре раздаривать себя людям. Да и установил же ведь ты, что в характерах обеих сестер много общего…»

И тут меня поразила новая параллель. Насколько эта открывшаяся в ходе размышлений психологическая общность, в сущности говоря, в духе идеи Брехта — о соотношении так называемых «маленьких» людей и героических личностей.

Конечно, возможность такого рода сближения характеров двух сестер с последующим повествовательным эффектом я мог вообразить себе заранее, скажем, еще до близкого знакомства с Гертой. Но затем это ни к чему бы не повело, кроме тщетных попыток насилия над материалом. А тут не надо было ничего придумывать и конструировать. Сама жизнь подтверждала мысль Брехта на одном из примеров близкой ему человеческой среды.

Впрочем, может, как раз в этом-то и не было ничего удивительного! Ведь из каких-то жизненных источников писатель и выводит свои идеи…

Всякое деление людей по иерархическому признаку было противно плебейскому демократизму Брехта. Противоречило оно и основе убеждений писателя — его вере в диалектику.

В пьесе Брехта «Швейк во второй мировой войне» (1943) есть маленькая песенка. Ее поет стойкая чешская женщина Анна Копецка в самый тягостный момент действия, после погрома, который только что учинили эсэсовцы в ее трактирчике. Оккупированная Прага находится в глухом закоулке Третьего рейха, и, кажется, никогда не сгинет темь фашистского рабства. В песенке всего двенадцать строк, но она лейтмотив не только этой пьесы Брехта:

«Влтава по дну перекатывает камни. От трех императоров сохранились лишь усыпальницы в Праге. Великое не остается великим и маленькое малым. В ночи не больше двенадцати часов, а затем неизбежно грядет день… Времена меняются, и никакой силе неподвластно остановить это…»

Композитор Ганс Эйслер выделял эту «Песню о Влтаве» из многих совместных работ с Брехтом, назвав ее «пропетым учением о диалектике».

Вечно развивающееся, самообновляющееся, революционное начало, по мысли Брехта, заложено в самой природе жизни.

Так подходил писатель и к вопросу о соотношении «маленького человека» и героической личности.

Зерна героического зреют в обыденном. Маленькое сегодня завтра становится великим. Высшие проявления человеческого духа возникают как скачок в новое качество на основе тех же самых нравственных ценностей, которые движут жизнь рядового труженика.

В пьесе «Мамаша Кураж и ее дети» (1939) немая Катрин, сознательно превращая себя в мишень для стрельбы из мушкета, предупреждает жителей соседнего города о грозящей им ночной резне. Прежде всего потому, что любит детей. А при поголовном избиении иноверцев во время религиозной войны неминуемо погибнут и дети… Это — героическая жертва, совершенная из побуждений переполняющего Катрин огромного всечеловеческого чувства материнства…

Законы натуры, на которых держится личность человека, определяют его поведение в решающий час. Человек поступает так, по видимости, безрассудно, попирая собственные интересы, потому что иначе поступить не может. Все дело в том, что высшие нравственные начала, как судьба, заключены в его собственной натуре.

Основной источник героического, по мысли Брехта, — социальные и нравственные побуждения трудовой среды; воплощаясь в высокую идею, распространяясь и усваиваясь, они становятся мотивами поведения личности.

Не только особенно восприимчивый склад натуры, но и многообразный опыт собственной жизни ведут такого человека к героическому поступку в пьесах Брехта.

Пожалуй, лишь Симона Машар, мечтательная девушка-подросток, идею подвига заимствует из книг (пьеса «Сны Симоны Машар», 1943). Но в те минуты, когда она погружается в свою любимую книгу, она как бы соприкасается с памятью народа. В униженной и обесславленной Франции, только что пережившей позор мгновенного военного разгрома и захвата гитлеровцами, юная Симона Машар читает и перечитывает книгу о народной героине Жанне д’ Арк.

Несколько веков назад в пору тяжкой национальной катастрофы народ Франции выдвинул из своей среды героиню, которая повела его на очистительную борьбу за изгнание иноземцев. Сейчас другое время, но тоже пора всеобщего уныния, разброда, торжества эгоизма и корысти. И тоже нужны образцы всепоглощающей, без задней мысли о себе, любви к отчизне, примеры самопожертвования ради общего блага. Иначе, кажется, трясина неверия готова поглотить все. Нужны свои орлеанские девы, святые воители, люди-факелы, которые бы сплотили и духовно приподняли занятых суетой повседневности обычных людей…