Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

Приехав в Петербург в октябре 1821 г., Сенковский сразу же отправился к Булгарину. Булгарин вспоминал: «На другой день по прибытии он навестил меня. Я должен был поделиться с О.И. Сенковским, как говорится, последними крохами , и он принял за то участие в моих трудах» [576]. Они были нужны друг другу. Булгарин, поселившись в Петербурге и став русским журналистом, в качестве основного своего ресурса и вклада на первых порах использовал завязанные ранее контакты с польскими литераторами и учеными и знание польского языка, истории и культуры Польши. Начал он со статьи «Краткое обозрение польской словесности» (Сын Отечества. 1820. № 31, 32) и в последующие несколько лет переводил, пересказывал, компилировал польских авторов. Поэтому приобретающий известность польский путешественник, востоковед и переводчик с восточных языков представлял для него большой интерес как исключительно ценный сотрудник. Но и Сенковскому Булгарин был необходим. За два года, проведенных в Петербурге, Булгарин обзавелся обширными связями в литературных и научных кругах. Он вспоминал: «Поселившись в Петербурге, сперва для окончания процесса, а после по литературе, я в 1819 году уже имел обширный круг знакомства, составленный из знатных домов, которые я посещал прежде, служа здесь в полку, из бывших товарищей и совоспитанников [по Сухопутному шляхетскому кадетскому корпусу], из коих все почти или служили отлично или отличались в литературном поприще» [577]. Естественно, он мог быть весьма полезен земляку и действительно стал продвигать Сенковского.

Уже в начале декабря 1821 г. он дает следующую рекомендацию Сенковскому для вступления в Вольное общество любителей российской словесности:

По болезни моей не будучи в состоянии прибыть в общество, имею честь препроводить в оное пожертвованное сочинение Василием Николаевичем Берхом[,] отставным капитан-лейтенантом[,] предложенным мною в члены общества[,] и при сем имею честь предложить в члены Осипа Ивановича Сенковского, известного польского литератора[,] совершившего путешествие на Восток в Египет, Нубию и Ефиопию, которого описание он намерен издать на российском языке. Г-н Сенковский знает арабский, турецкий[,] греческий и многие другие языки и по многим отношениям будет полезным обществу. По выздоровлении моем я доставлю его статью в общество и свидетельства о его сведениях в восточной литературе, а между тем препровождаю при сем статью мою о польской словесности, в которой об нем упомянуто.

Сего 5 декабря

1821 [578].

В результате 19 декабря Сенковский был принят в Общество [579].

В 1822 г. Булгарин начал издавать журнал «Северный архив», в котором с первого номера печатался Сенковский: «Краткое начертание путешествия в Нубию и верхнюю Эфиопию» (1822. № 1), «Возвратный путь из Египта через Архипелаг в Константинополь…» (1822. № 5, 7, 16). Сотрудничал там Сенковский и позднее. Так, в 1826 г. он поместил в № 1 перевод с турецкого «Посольство дервиша Мухаммед-Эффендия в Россию».

Сенковский нередко печатался и в газете «Северная пчела», которую Булгарин и Греч начали издавать в 1825 г. Он помещал там статьи и рецензии востоковедческой тематики, в том числе нашумевший памфлет на венского ориенталиста И. Гаммера «Письмо Тютюнджю-Оглу-Мустафы-Аги, настоящего турецкого философа, к одному из издателей Северной пчелы» (1827. № 129–133). В 1833 г. Сенковский опубликовал в газете (под псевдонимом ССС) ряд нравоописательных очерков: «Петербургская барышня» (№ 4), «Личности» (№ 17), «Человечек» (№ 137), «Моя жена» (№ 152).

Сенковский ценил Булгарина как журналиста и литератора и охотно сотрудничал с ним. Так, в 1822 г. Сенковский помогал готовить к печати осуществленный Булгариным перевод рецензии Лелевеля на «Историю» Карамзина и написал предисловие к переводу [580].

Находясь на службе в Петербургском цензурном комитете (1828–1833), Сенковский цензурировал несколько книг Булгарина: Сочинения. СПб., 1830. Ч. 12; Димитрий Самозванец. СПб., 1830; Картина войны России с Турциею в царствование императора Николая I. СПб., 1830; Петр Иванович Выжигин. СПб., 1831.

18 октября 1822 г. он писал Лелевелю о том, что «Булгарин – прекрасный парень и, что удивительно, будучи иностранцем, издает тут лучший в России журнал» [581]. Когда в 1829 г. вышел роман Булгарина «Иван Выжигин», «Сенковский с восторгом прочел его и превозносил до небес ум автора» [582]. Булгарин тоже ценил его литературный дар. Например, он писал, что считает написанные Сенковским «Фантастические путешествия Барона Брамбеуса» (СПб., 1833) «явлением необыкновенным не только в русской, но и в современной европейской литературе», поскольку «нигде не находил столько ума, столько остроты, столько глубокой учености , в таком малом объеме и в таких легких, красивых формах, в таком привлекательном наряде веселости» [583].

В сознании современников в 1821–1823 гг. именно Булгарин и Сенковский, как поляки, входящие в русскую литературу, составляли пару, о чем свидетельствует, например, следующая главка мемуаров И.Н. Лобойко:

За год до выезда моего из Петербурга познакомился я с двумя молодыми образованными поляками [584], которые, заняв потом в русской словесности почетное место, сделались высшими судьями и сильнейшими ее двигателями. Они при самом появлении своем в столицу были уже люди достопамятные. Первый воспитывался в Петербурге и, перешед потом в французскую армию, был в Испании; другой, вышед из Виленского университета, отправился в Константинополь, тут причислен по русскому посольству, там поучился по-русски и, совершив путешествие по Востоку, утвердился в познании восточных языков.

Булгарин имел всегда склонность к авторству, на память беспрестанно декламировал польские, русские и французские стихи. Находясь в Вильне, он печатал в польских журналах свои прекрасные стихи и остроумные статьи.

Переехав в Петербург, он тотчас познакомился со всеми русскими писателями и поэтами и захотел сам быть автором. Но при первых опытах своих он был нетверд в русском слоге и имел нужду в поправках. Я оказывал ему эту услугу.

Сенковский не принимался тотчас за авторство, не спешил подавать свои статьи в русские журналы [585], но не менее хотел знакомиться со всеми русскими писателями и учеными. Я также оказал ему эту услугу.

Желая доставить Воейкову удовольствие, которое каждый поэт испытывает, когда неожиданно декламируют ему лучшие его стихи, я представил ему Булгарина, который тотчас продекламировал ему сатиру его о благородстве. Это восхитило его, тем более, что от поляка, возвратившегося из Франции, этого ожидать нельзя было [586]. Воейков познакомил его с Н.И. Гречем [587], хотя и я мог бы это сделать. Живость характера, французское остроумие, ловкое и приятное обхождение, благородное открытое и выразительное лицо, военная точность, которыми отличался Булгарин, очаровали Греча, упрочили их дружеские связи, а этот союз, это редкое постоянство Булгарина в привязанности к своему руководителю возвели его самого на высшую ступень славы и счастия [588].