Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

9 Хвостов Дмитрий Иванович (1757–1835), граф – поэт, член Российской академии, имевший в 1820 – 1840-х гг. репутацию графомана.

Почтеннейший и любезнейший Рафаил Михайлович! Вы умный и добрый человек, и я чрезвычайно люблю Вас и уважаю, но сознаться должен, что не встречал в жизни человека щекотливее (pointilleux), недоверчивее и мнительнее Вас! Вы говорите, что я уехал 1, не простившись с Вами и не сказав ничего о том, что печатаю 2. Я простился с Вами у меня в доме, сказав, что зайду к Вам – если успею – и не успел. Дел у меня бездна и без литературы! Я сказал Вам, что печатаю противу Вас протест и напечатал бы, [даже] если вместо вас написал Н.И. Греч, сам министр и даже Исус Христос, что художества и художников могут судить одни художники – а прочие могут только удивляться как болваны! Я уже вам писал, что излагая это правило – вы уничтожаете всякую критику в «Пчеле» – и каждый может мне сказать: ты не живописец, не музыкант, не архитектор – следовательно молчи и не суди ! Удивляюсь, как Вы могли, с вашим умом и опытностью, сказать это в журнале – когда журналы – издаются не художниками – ибо все они безграмотны ! Я вас очень люблю, но Варвара мне тетка, а «Сев[ерная] пчела» – сестра! Я должен был протестовать – ибо нельзя мне губить себя! Сказал я, что иногда морщусь – печатая ваши мнения. Это правда, особенно когда вы говорите о нравственном и безнравственном в литературе. Это не наше дело – а дело полиции. У Леонтия Васильевича 3есть для этого особые люди – а наше дело сторона. Как можно осуждать Евгения Сю? – Но все-таки я нимало не сердился на вас и не сержусь – ибо умные люди в XIX веке не сердятся за литературное мнение ! У вас одно – у меня другое – и только! Никакая интрига и сила в мире не могут заставить меня расстаться с человеком, которого я уважаю – и который подобно Вам исполняет свою обязанность свято и аккуратно, по крайнему своему разумению – Вы меня так мало знаете, как я мало знаю меккского имама! На меня может действовать Гедеонов!!! Тьфу ты пропасть – до чего я дожил – что меня можно подозревать в этом! Меня может принудить Л.П. 4переменить сотрудника!!! Рафаил Михайлович – что вы это? Ведь я человек , а не кукла – и никого в мире не боюсь, кроме Бога, Царя и Закона! – Царь может мне приказать – а никто из его подданных не имеет права вмешиваться в мои частные дела, если они не вне закона. Повторяю, я и не думал расставаться с Вами – а сердиться – не имел причины, а потому прошу Вас, покорно, заниматься по-прежнему в «Северной пчеле» и «Экономе», получать деньги от Ольхина, а меня любить и жаловать! Черт побери! Стоит ли честным людям ссориться и расставаться из литературных дрязгов! Написано – и то и другое – и ваше и мое – давно забыто – а дружба наша должна оставаться. Вспомните стихи покойного издателя «Демокрита» Кропотова:

Дайте руку – и баста! Не слушайте скотов и чопорных приятелей. Я вам неизменное копье. Но ради бога входите в дух нашей газеты – что я вам уже объяснял. Вы у нас еще новы – свыкнетесь, будет лучше. Все со временем! Обнимаю вас дружески и прошу верить, что и для спасения души не солгу и не покривлю душою.

Истинно преданный

Ф. Булгарин 8 июня 1843

Карлово, возле Дерпта

NB. Пишите ко мне в Дерпт. Да что за беда сделалась с виньетками в «Экономе». Я не получаю его – а Бурнашев штурмует меня крепко письмами и жалобами! —

Amen! 6—

РГАЛИ. Ф. 207. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 14–15.

1Булгарин уехал в свое поместье Карлово под Дерптом 28 мая. См.: Полевой Н.А . Дневник // Исторический вестник. 1888. № 4. С. 166.

2То есть о своем печатном возражении Зотову. См. примеч. 5 к предыдущему письму.

3То есть Дубельта.

4Не ясно, о ком идет речь. Возможно, тут описка (вместо Л.В.) и имеется в виду Л.В. Дубельт.

5 Кропотов Андрей Фролович (1780–1817) – писатель, издатель журнала «Демокрит» (1815). В своих мемуарах Булгарин, называя его «оригинальным человеком» и цитируя его стихи, писал: «Я видывал Кропотова в Кронштадте, куда он приезжал в гости к прежним товарищам и приятелям, но не был с ним коротко знаком. Излишняя, отчасти циничная его фамилиарность и грубые приемы пугали меня, и я держался в стороне; но иногда я от души смеялся его рассказам о самом себе» ( Булгарин Ф. Воспоминания. СПб., 1849. Ч. 6. С. 132). Цитируемые стихи принадлежат не Кропотову, а В.К. Тредиаковскому (из его «Песенки, которую я сочинил, еще будучи в Московских школах, на мой выезд в чужие краи», 1726 г., см.: Тредиаковский В.К. Избранные произведения. М.; Л., 1963. С. 95) и нередко приводились в качестве примера стихотворной грубости и нелепости (сообщено В.П. Степановым). Вполне возможно, что Булгарин слышал их от Кропотова.

6Аминь! ( лат .).

Любезнейший и почтеннейший Рафаил Михайлович!

Я получил Ваше письмо от 12 июня, с тремя сотнями загвоздок, тремя пудами булавок – и целым грузом несправедливых подозрений на счет моих сношений с вами! Мои советы и просьбы вы принимаете за оскорбления и рекриминации 1! Что после этого остается мне делать? Кладу руку на сердце и уверяю вас честью, что не имел никогда ни малейшего намерения оскорбить или обидеть вас, а если неумышленно оскорбил или обидел, то прошу покорно извинить меня в том и приписать единственно тому, что я не умею писать дипломатических нот, а что думаю, прямо рублю сплеча!

За что мне оскорблять и обижать вас? Ведь я, слава Богу, еще не сумасшедший! —

Напрасно вы говорите о вашей ко мне благодарности! Никакою благодарностью вы мне не обязаны, и я не имею ни малейшего на нее права. Вы работаете и публика вам платит – работаете вы совестно, по крайнему своему разумению, и если мы не согласны, иногда, в литературных мнениях – это не делает вас хуже, а меня лучше! Конечно, было бы лучше, если бы мы были согласны в мнениях – но если это невозможно, то надобно быть терпеливым.

Статья ваша о Рубини (т. е. в двух нумерах «Пчелы») 2превосходная и очень благодарю вас за нее! —

Никогда я не требовал от вас, чтоб вы только хвалили театр, в угоду Гедеонову! Но дирекции мы не смеем касаться – т. е. не смеем говорить, почему постановка пиесы не так, почему роль дана той, а не той, и проч. Вспомните, что многие пиесы поставляются по воле и вкусу самого Царя! Впрочем, мне однажды приказано , именем Государя, устами графа Бенкендорфа не мешаться в распоряжения дирекции. Наше дело: игра актеров, содержание пиесы, исполнение и композиция музыки – довольно с нас и этого! После этого говорите что угодно! Я не для оскорбления и не для стеснения воли вашей объяснял вам это дело! Такова воля Царская – и я беспрекословно повинуюсь ей!