М. Рузе - Роберт Оппенгеймер и атомная бомба

Авторы доклада предостерегали американское правительство от иллюзии, будто США долго смогут сохранять монополию на атомное оружие. Они напоминали о том, какое важное значение имеют работы, ведущиеся французскими, немецкими, советскими физиками. Они писали, что даже при полном сохранении в тайне методов производства, разработанных в Манхэттенском проекте, Советскому Союзу понадобится всего лишь несколько лет, чтобы ликвидировать свое отставание. К тому же при использовании атомного вооружения США окажутся более уязвимыми в силу большой скученности их городов и промышленности. В интересах США либо добиться международного соглашения, запрещающего применение атомной бомбы, либо хотя бы не предпринимать ничего такого, что может побудить другие государства производить атомную бомбу.

«Доклад Франка», как впоследствии стали называть это послание, завершался следующими выводами:

«Мы полагаем, что… обязаны советовать не применять преждевременно атомную бомбу для внезапного нападения на Японию. Если США первыми обрушат на человечество это слепое орудие уничтожения, то они лишатся поддержки общественности всего мира, ускорят гонку вооружений и сорвут возможность договориться относительно подготовки международного соглашения, предусматривающего контроль над подобным оружием. Гораздо более благоприятная атмосфера для такого соглашения создалась бы, если бы мы поставили мир в известность о существовании такой бомбы, предварительно продемонстрировав ее в должным образом выбранном ненаселенном районе.

Если же полагать, что шансов договориться сейчас об эффективном контроле крайне мало, то не только применение этого оружия против Японии, но и простая демонстрация его раньше времени противоречит интересам нашей страны. Отсрочка такой демонстрации в данном случае дает то преимущество, что задерживает на максимально длительный срок развязывание гонки вооружений.

Если же правительство приняло бы решение продемонстрировать в ближайшее время атомное оружие, то ему следовало бы прислушаться к голосу нашей общественности и общественности других стран, прежде чем решаться применять это оружие против Японии. В этом случае и другие нации разделили бы с нами ответственность за столь роковое решение».

Ученые, подписавшие этот документ, пользовались таким авторитетом, что Военное министерство не могло просто положить их петицию под сукно. Министерство передало его четырем ученым-атомникам, входившим в состав Временного комитета. Их совещание имело характер закрытого обсуждения, однако стало известно, что под воздействием ясного и патетического обращения «чикагской семерки» возникли колебания только у Лоуренса и отчасти у Ферми. Что касается Оппенгеймера, то вот как он вспоминает об этом:

«Нас пригласили для того, чтобы мы ответили на вопрос о том, следует ли применить атомную бомбу. Я полагаю, что этот вопрос нам был задан в связи с тем, что группа знаменитых и авторитетных ученых представила петицию, требовавшую отказаться от применения атомной бомбы. Разумеется, это было бы желательно со всех точек зрения. Но мы почти ничего не знали о военной обстановке в Японии. Мы не знали, можно ли принудить ее к капитуляции другими способами и действительно ли неизбежно наше вторжение в Японию. Более того, в нашем подсознании укоренилась мысль, что вторжение в Японию неминуемо, ибо нам это внушали…

Мы подчеркнули, что, на наш взгляд, звание ученого еще не делает нас настолько компетентными, чтобы мы были правомочны судить о том, следует ли применить бомбы или отказаться от них; что наши мнения разделились, как они разделились бы и у других простых смертных, если бы они знали сущность проблемы. Мы указали также на два самых главных, по нашему мнению, вопроса: во-первых, необходимость спасения человеческих жизней во время военных действий, а во-вторых, реакцию на наши действия и те последствия, которые отразятся на нашем собственном положении и на устойчивости международной обстановки после войны. Кроме того, мы добавили, что, по нашему мнению, эффект от взрыва одного такого снаряда над пустыней не сможет произвести достаточно сильного впечатления».

Таким образом, представителям армии практически была предоставлена свобода действий. В Лос-Аламосе, в условиях знойного и сухого лета, велась напряженная работа. Генерал Гровс назначил испытание первой бомбы на середину июля. 12 и 13 июля составные части снаряда в секретном порядке доставили в район Аламогордо и подняли на металлическую башню, сооруженную посреди пустыни.

Для Оппенгеймера, как и для генерала Гровса, это были самые волнующие дни жизни. Взорвется ли бомба? По расчетам она должна была взорваться, но в расчетах могла оказаться ошибка. Во время последних приготовлений было несколько технических неполадок; правда, их быстро устранили, но они были, значит, предвидеть все заранее невозможно.

В два часа ночи 16 июля все участники эксперимента находились на своих постах, в пятнадцати километрах от «пункта ноль»; Громкоговорители передавали танцевальную музыку. Взрыв был намечен на четыре часа, но из-за плохой погоды его перенесли на пять тридцать утра. В пять пятнадцать все надели темные очки и легли ничком на землю, отвернув лицо от «пункта ноль». В пять тридцать ослепительный белый свет, ярче лучей полуденного солнца, залил тучи и горы. «В этот момент, – пишет Юнг, – каждый забыл о том, что намеревался делать», застыв, словно в столбняке, пораженный силой взрыва. Оппенгеймер, который изо всех сил вцепился в одну из стоек контрольного поста, вспомнил вдруг отрывок из «Бхагавад Гиты», древнего индийского эпоса:

Затем, когда гигантское зловещее облако высоко поднялось над местом взрыва, ему вспомнилась еще одна строка: «Я становлюсь смертью, сокрушительницей миров».

Так говорил божественный Кришна, повелевающий судьбами смертных. Но Роберт Оппенгеймер был только человеком, на чью долю выпала непомерно великая власть.

Быстро распространившись в научных кругах вопреки всем стараниям сохранить это в тайне, весть о взрыве чрезвычайно усилила оппозицию ученых, выступивших против применения атомной бомбы, по крайней мере, без предупреждения гражданского населения. Взрыв экспериментальной бомбы в Аламогордо обнаружил, что расчеты физиков оказались неверными, но ошибка носила характер, обратный тому, чего опасался Оппенгеймер. Мощь снаряда далеко превзошла все ожидания. Наименее удаленные от «пункта ноль» измерительные приборы были попросту уничтожены; Стало ясно, что атомное оружие явится орудием всеобщего истребления.