Бенгт Даниельссон - Гоген в Полинезии

Хорошо еще, что Пау’ура была протестанткой.

Приподнятое настроение Гогена не омрачалось и тем, что Пау’ура уже давно ждала

ребенка и почему-то не хотела от него избавляться. В ноябре он юмористически сообщал

Дание-лю: «Скоро я стану отцом метиса, моя прелестная дульсинея вознамерилась

снестись». Пау’ура родила перед самым рождеством, но ребенок - это была девочка -

оказался слабым и болезненным и через несколько дней умер 169. Рождение дочери оставило

след в творчестве Гогена. У нас нет документальных доказательств, но можно не

сомневаться, что именно это событие вдохновило его, когда он написал две похожие друг

на друга картины, изображающие вифлеемские ясли, таитянскую мать и новорожденного

младенца. (Обе датированы 1896 годом, одна, «Те тамари но атуа», висит в Новой

Пинакотеке в Мюнхене, другая, «Бе Бе», - в ленинградском Эрмитаже.)

Интересно вспомнить, что Гоген еще в Матаиеа написал картину, где христианский

мотив перенесен в таитянскую среду, - знаменитую «Иа ора на Мариа». Главное различие

в том, что на обоих поздних полотнах есть две коровы, заимствованные с картины

Тассерта, и маорийские орнаменты, которые Гоген видел в Оклендском музее, когда ждал

судна в Новой Зеландии, меж тем как в ранней картине использованы декоративные

элементы яванского храмового фриза. Если присмотреться к картинам 1896 года, видно,

что Гоген по-прежнему плохо владел таитянским языком. Он даже путал «тамароа» (сын)

и «тамарии» (сыновья), то есть единственное число с множественным. Отсюда неверное

название «Те тамари но атуа», означающее «Сыновья божьи», хотя он несомненно хотел

сказать «Сын божий».

К великой радости Гогена, 27 декабря 1896 года почтовая шхуна доставила ему

перевод на тысячу двести франков и письмо, в котором Шоде обещал вскоре прислать еще

большую сумму. В письме Сегэну от 15 января 1897 года, которое до сих пор не было

известно, он удовлетворенно сообщал: «Я пришлю тебе фотографию моей мастерской, как

только сделаю снимок, и ты увидишь крашеные деревянные панно, статуи среди цветов и

прочее. Просто сидеть на пороге дома с сигаретой в одной руке и рюмкой абсента в другой

- великое наслаждение, которое я испытываю ежедневно. К тому же у меня есть

пятнадцатилетняя жена, она стряпает мне мою немудреную пищу и ложится на спину,

когда я захочу, за скромное вознаграждение - одно десятифранковое платье в месяц... Ты

не представляешь себе, как много можно получить здесь за сто двадцать пять франков в

месяц. Захочется - могу совершить верховую прогулку или прокатиться на коляске.

Коляска и лошадь мои собственные, как и дом и все остальное. Если бы я мог в год

продавать картин на тысячу восемьсот франков, я бы до самой смерти остался здесь. Такая

жизнь меня устраивает, другой я не хочу» 170.

Еще ярче выразилось его приподнятое настроение в письме, отправленном им в это

же время Шарлю Морису. Дипломатическая миссия генерального комиссара Шессе,

которая начиналась так многообещающе чередой роскошных приемов, кончилась полным

крахом. Зайдя в тупик, Шессе даже обратился за помощью к британскому консулу.

«Британский консул отправился на остров на борту французского военного корабля, -

негодующе сообщает Дуглас Холл, - объявил островитянам, что они должны признать

французскую власть, и велел спустить английский флаг. Они отказались. Консул вернулся

из лагеря мятежников на корабль и сообщил, что, к сожалению, не может убедить их

выполнить его требование. Французский капитан учтиво поклонился и сказал, что ему

приказано стрелять по английскому флагу, если он не будет спущен через четверть часа.

Конечно, флаг не был спущен, и корабль сделал пятнадцать выстрелов, пока не перебил

флагшток. Все это время британский консул находился на борту. Лично я- не представляю

себе, чтобы англичанин мог спокойно смотреть, как обстреливают флаг его страны, пусть

даже поднятый незаконно, но когда я разговаривал об этом с консулом, он со мной не

согласился. Он отговаривался тем, что речь шла не об английском флаге, а о незаконно

поднятой подделке» 171. Кстати, обстрел не помог, потому что неунывающие островитяне

вскоре опять подняли свой изрешеченный осколками «Юньон Джек».

После этого провала и Шессе и губернатора Таити отозвали во Францию. А

превратить упрямых жителей Раиатеа из злокозненных английских роялистов в добрых

французских республиканцев поручили человеку совсем другого склада, начальнику

Управления внутренних дел, теннисисту Гюставу Галле; он доказал свое рвение и

предприимчивость еще во время кровавых стычек между канаками и французскими

поселенцами на Новой Каледонии в 1878 году. Для верности Галле включил в свою

экспедицию два военных корабля и две роты солдат, из которых одну составляли

таитянские волонтеры во главе со старым другом Гогена - вождем Тетуануи из Матаиеа.

(Таитяне и жители Раиатеа исстари враждовали.) Но и веские доводы Галле не убедили

твердолобых островитян: когда Гоген писал свое письмо Шарлю, они отступили в горы и

там укрепились.

Отвращение Гогена к такому способу колонизации было теперь еще сильнее, чем год

назад, когда он участвовал в экспедиции «Об» на Хуахине и Бора Бора. В письме Морису

(недавно найденном мною у одного коллекционера автографов в Париже) он предлагал

тому поместить в левой французской газете вымышленное интервью, будто бы взятое

Гогеном у руководителя повстанцев Тераупо на Раиатеа. Вот как звучали мысли туземцев в

толковании Гогена:

«Гоген. Почему вы не хотите, чтобы вами, как и таитянами, правили французы?

Тераупо. Потому что мы не продаемся и довольны своим собственным правлением и

своими законами, которые отвечают нашим условиям и нашей психологии. Где бы вы,

французы, ни утвердились, вы забираете себе все, и землю, и женщин; впрочем последних

вы через несколько лет бросаете вместе с детьми и больше о них не заботитесь. Кроме

того, вы повсюду насаждаете чиновников и жандармов, которым мы без конца должны

подносить подарки, чтобы избежать неприятностей... Мы давно знаем цену вашей лжи и

вашим красивым обещаниям. Стоит нам выпить или начать петь песни, как вы берете с

нас штраф или бросаете нас в тюрьму, чтобы мы приобрели все те превосходные качества,

коих вы сами лишены. Кто не помнит слугу губернатора Папино, который ночью

вторгался в дома и насиловал девушек. И его нельзя было унять - слуга губернатора.

Гоген. Но если вы сами не согласитесь на безоговорочную капитуляцию, пушки все