Иван Феоктистов - Анекдоты и предания о Петре Великом

Упомянутые денщики отправляли при Петрѣ при встрѣчающемся случаѣ всякія дѣла. Въ денщики государь избиралъ молодыхъ людей, преимущественно дворянъ, записанныхъ уже въ гвардейскіе полки. Лѣтъ черезъ десять — иногда скорѣе, иногда и позже — опредѣлялъ онъ ихъ, смотря по ихъ способностямъ, въ военную или гражданскую службу. Ночью одинъ изъ дежурныхъ денщиковъ (или же камердинеръ) ложился спать въ той комнатѣ, гдѣ спалъ государь, или же въ сосѣдней. По ночамъ Петръ часто просыпался и звалъ денщика, чтобы тотъ записалъ мысль, пришедшую государю въ голову. Наибольшею чуткостью во время сна отличался крестникъ царя, арапъ Ганнибалъ [45] Прадѣдъ нашего великаго поэта — А. С. Пушкина. , бывшій одно время, до отправленія своего за границу, камердинеромъ Петра. Ганнибалъ самъ разсказывалъ, что не проходило ночи, чтобы государь не окликалъ его: «Арапъ!» и Ганнибалъ тотчасъ же спрашивалъ: «Чего изволите?» — «Подай огня и доску». Ганнибалъ подавалъ грифельную доску, которая висѣла въ головахъ государя, и Петръ записывалъ на ней, что ему казалось нужнымъ, или приказывалъ записать арапу, и потомъ говорилъ: «Повѣсь и поди спи». Поутру государь прочитывалъ то, что было записано, и отдавалъ нужныя приказанія, или же, когда дѣло не было спѣшнымъ, записывалъ въ свою памятную книжку.

Карточною игрой Петръ никогда не занимался, и при дворѣ его она была мало употребляема. Въ войскахъ было позволено, проигрывать въ карты не болѣе рубля, а кто проиграетъ больше, не долженъ былъ платить; ослушники подвергались военному суду и наказанію. Петръ говаривалъ объ игрокахъ въ карты; «они или не имѣютъ вкуса къ полезнымъ дѣламъ, коими могли бы заняться, или намѣреваются другихъ разорять».

Безпрерывно работая, Петръ нуждался по временамъ въ безусловномъ отдыхѣ, особенно умственномъ. Въ такія минуты онъ удалялся обыкновенно въ свою токарню и, работая здѣсь — подъ руководствомъ ученаго механика и токаря, Андрея Нартова — на токарномъ станкѣ, отдыхалъ отъ умственныхъ тревогъ; въ это время уже рѣдко кто рѣшался его безпокоить.

Однажды, проходя въ токарню, государь приказалъ никого не впускать къ себѣ. Черезъ нѣкоторое время пришелъ князь Меншиковъ и хотѣлъ было пройти въ токарню, но служитель не пустилъ его. Меншиковъ разсердился и сталъ шумѣть, требуя, чтобы его немедленно пропустили. На шумъ вышелъ Нартовъ и, удерживая Меншикова, хотѣвшаго силою пройти въ открытыя двери, объявилъ ему приказъ государя и затѣмъ захлопнулъ передъ нимъ дверь, Раздраженный Меншиковъ въ запальчивости крикнулъ ему въ догонку: — Добро, Нартовъ, помни это!

Нартовъ, придя къ государю, разсказалъ ему объ этомъ происшествіи и объ угрозахъ Меншикова. Петръ разсмѣялся.

— Гдѣ же скрыться отъ ищущихъ и толкущихъ? — сказалъ онъ и потомъ прибавилъ. — Кто дерзнетъ противъ мастера моего? Посмотрю. Невѣжество художествъ и наукъ не терпитъ, но я наглость рѣшу. Подай, Андрей, чернила и бумагу!

И затѣмъ тутъ же, на токарномъ станкѣ, написалъ слѣдующее:

«Кому не приказано или кто не позванъ, да не входить сюда, не токмо посторонній, но ниже служитель дома сего, дабы хотя сіе мѣсто хозяинъ покойное имѣлъ».

Отдавъ написанное Нартову, государь сказалъ:

— Вотъ тебѣ оборона! — прибей сіе къ двери и на угрозы Меншикова не смотри.

Послѣ этого въ токарню уже не осмѣливались являться докучные посѣтители, и тишина здѣсь настала такая, что Петръ, смѣясь, говорилъ Нартову:

— Теперь, Андрей, по почтѣ ходящихъ сюда не слышно: знать, грома колесъ нашихъ боятся.

Однажды Петръ, работая на токарномъ станкѣ и будучи веселъ отъ удачной работы, спросилъ Нартова:

— Каково точу я?

На что Нартовъ отвѣчалъ:

— Хорошо!

— Таково-то, Андрей, — замѣтилъ на это Петръ: — кости точу я долотомъ изрядно, а не могу обточить дубиною упрямцевъ.

Въ анекдотѣ XXXI было уже говорено о взяточничествѣ и казнокрадствѣ Меншикова. Государь училъ его нѣсколько разъ своею «дубинкой» [46] Тяжелая трость, которую постоянно носилъ Петръ и которую нерѣдко употреблялъ для немедленнаго наказанія виновныхъ, не разбирая ни чина ихъ, ни званія. , но въ концѣ концовъ, еще въ 1714 году, нарядилъ надъ нимъ слѣдствіе, поручивъ это особой комиссіи подъ предсѣдательствомъ князя Василія Владиміровича Долгорукова. Комиссія нашла Меншикова виновнымъ, и между прочимъ въ томъ, что онъ, принимая на себя казенные хлѣбные подряды, бралъ съ казны лишнія деньги; подряды эти дѣлались имъ на чужое имя, и главнымъ пособникомъ князя въ этихъ дѣлахъ былъ его помощникъ по управленію С.-Петербургскою губерніей — вице — губернаторъ Корсаковъ.

О результатахъ слѣдствія князь Долгоруковъ доложилъ государю и просилъ его сдѣлать заключеніе. Чтобы хорошенько обсудить это дѣло, государь приказалъ князю явиться къ нему въ токарню со всѣми бумагами.

Въ назначенное время Долгоруковъ явился въ токарню. Петръ самъ заперъ двери и велѣлъ князю читать дѣло. Во время чтенія раздался стукъ въ двери. Думая, что это стучитъ его жена, Петръ отворилъ дверь, но увидѣлъ, что то былъ Меншиковъ, который, лишь только вошелъ, упалъ передъ государемъ на колѣни и со слезами просилъ помилованія, говоря, что злодѣи его прилагаютъ всѣ силы, чтобы его погубить.

— Александръ Данилычъ! — возразилъ на это Долгоруковъ, — дѣло твое разсматривалъ и судилъ я съ членами комиссіи, а не злодѣи твои; само дѣло безъ приговора нашего обличаетъ тебя въ похищеніи казеннаго интереса, и посему жалоба твоя крайне несправедлива.

Между тѣмъ Меншиковъ продолжалъ стоять на колѣняхъ и рыдать. Государь, тронувшись слезами того, кого онъ съ дѣтства привыкъ любить, обратился къ Долгорукову и сказалъ:

— Отнеси дѣло къ себѣ: я выслушаю его въ другое время.

И остался съ Меншиковымъ наединѣ.

По прошествіи нѣкотораго времени Долгоруковъ опять докладываетъ государю о томъ же, и государь, назначивъ день, обѣщалъ для выслушанія дѣла быть къ князю на домъ. Въ назначенный день Петръ явился къ Долгорукову. Выслушавъ дѣло, онъ, не говоря ни слова, сталъ ходить до комнатѣ. Подождавъ немного, князь напомнилъ о необходимости рѣшенія и опредѣленія наказанія.

— Не тебѣ, князь, — сказалъ на это государь, — судить меня съ Данилычемъ, а судить насъ съ нимъ будетъ Богъ.

— Что же съ дѣломъ симъ дѣлать?

— Я знаю, что я буду дѣлать.

— Вижу я, — сказалъ тогда Долгоруковъ, — что тебѣ жаль Меншикова и что не хочешь ты наказать его. Но если ты не знаешь, что съ нимъ дѣлать, то послушай, пожалуй, что я тебѣ скажу. Однажды пришелъ я къ родственнику моему Лобанову и, найдя его съ повязанною головой и очень смутнымъ, спросилъ, что ему сдѣлалось? «Голова у меня болитъ отъ крайней досады», отвѣчалъ онъ. — «Какая же сія досада?» — «Управитель мой, Кулага, обокралъ меня». — «Такъ высѣки его и сошли въ деревню въ работу». — «Но я не могу сего сдѣлать, ибо привыкъ къ нему изъ дѣтства и противъ воли люблю его». — «Такъ я тебя научу, что съ нимъ дѣлать. Не помогалъ ли ему кто обкрадывать?» — «Помогалъ ключникъ», — «Ну, такъ сего ключника при глазахъ плута Кулаги высѣки хорошенько и приговаривай общую ихъ кражу». Онъ такъ и поступилъ. Такъ и ты, государь, сдѣлай, — заключилъ Долгоруковъ: — помогалъ въ плутовствѣ Меншикову Корсаковъ, ты и накажи его при немъ за ихъ общее плутовство, да тѣмъ дѣло и кончи.