Николай Мордвинов - Дневники

Шуму после спектакля было много. Вызывали всех вместе, порознь, кричали: «Мордвинов, Отелло».

На сцене, за кулисами бросаются в объятия, целуются, плачут, говорят всякие слова… целуют руки, в губы… Автографы.

Боже, что это? За все мои муки воздаяние?

Интересно здесь, в Румынии, скандируют приветствия: как только мы начинаем ритмично произносить «ЕР-ПЕ-ЕР» (Румынская Рабочая Партия), сейчас же в ответ начинают они: «У-ЕС-ЕС-ЕР». Получается очень интересный ритмический рисунок.

30/XI

ТИМИШОАРА

Рабочий, районный. Город еще беднее и меньше, очевидно, тысяч 40–50.

Здесь к румынам и венграм прибавились еще и немцы.

Живем в вагонах. Тяжело, душно, неуютно, хоть и предоставлено все. Живу с Ю.А. в одном купе.

Большой разговор с Ю.А. о делах театра, о том, каким бы театр наш мог быть, что делать и проч.

Ушел, долго ходил один около вагона, потом вернулся и сказал: «Взволновал ты меня!».

2/XII

«ОТЕЛЛО»

Да… вот встречаются два народа. Присматриваются, взвешивают один другого, но остаются чужими. Проходят один — три дня, в которые мы даем спектакли, выезжаем на заводы и фабрики с концертами, лекциями, беседами… И вот встречаемся снова уже хорошо знакомыми друзьями… Говорят взволнованные речи, жмут руки, целуют, дарят подарки — чтобы как-нибудь, чем-нибудь выразить свое внимание и восторг.

Вот сила искусства.

3/XII

В 6 часов — Бухарест. Были встречены местными работниками искусств, прием много радушнее, чем при первой встрече.

Почему-то Ю.А. вызвал на разговор…

— Что же дальше, Ю.А., делать будем? Или мне суждено отныне ограничиться двумя ролями?

— Меня беспокоит, что третью роль ты не в силах будешь играть. Или надо найти такую, которая не будет отнимать столько здоровья.

— А Гамлет?

— Это тоже тяжело…

— Что же, мое умение растить роли обращается против меня же? Другие поиграют-поиграют, разболтают спектакль да и за новую роль…

— Сальвини в истории театра остался благодаря одной роли. Не несчастье это, а очень большое счастье. А может быть, сделать так: отложить Отелло на год-два, чтобы потом опять вернуться?

— А можно дать играть еще какому-то актеру и чуть разгрузить меня?

— Тогда погибнет спектакль. Отелло — это не то, что кто-то играет хорошо или плохо, а это ты со своими неповторимыми данными создаешь такой рисунок роли, какого не создавал еще никто. В этом сила и спектакля и твоя.

— Отложить можно, но надо знать ради чего. Давайте «Гамлета» ставить.

— Я не знаю, как его делать. Это не созвучно эпохе.

— А вы прочтите пьесу. Вот вы занимаете место такими пустяками, как «Красавец» [366] Спектакль «Красавец мужчина» А. Н. Островского. или «Хитроумная» [367] Спектакль «Хитроумная влюбленная» Лопе де Вега. , а ведь это место могли бы занимать пьесы, на основе которых можно было бы создать спектакли, подобные «Отелло».

— Это не мои спектакли, а потом, и они делают свое дело.

— Это спектакли вашего театра. Вы бы сделали эти спектакли лучше, но того ли ждет от вас и народ и труппа? Потом, эти спектакли хоть и делают дело, но дело среднее, на что мы не имеем права, тем более, если они идут и идут, то есть создают мнение о театре. Михайлов один играет «Красавца», он не может нести всей ответственности, если нет героини. Почему не пошло «Укрощение» [368] «Укрощение строптивой» У. Шекспира. ?

— Я не хотел повторять себя…

— Раз хватит, как же тогда Отелло? Мое положение нелепое. Все равно, что конструктор, который построил две хорошие модели самолета, может сделать еще, а ему говорят — погоди, погоди, с тебя хватит, дай сделать другим, пусть попробуют другие. Ни один хозяин, ни в одном производстве не допустит такой… роскоши.

— Это неточная аналогия.

— Дело не в ней.

— Только большая тема в силах сделать репутацию театру. И если нет большой советской пьесы, не теряйте время, ставьте классику.

— Ты меня не беспокоишь. Ты можешь играть многое, очень многое. Возраст на тебе не так отражается. Ты не боишься возраста, не прячешь его, и потому никогда не будешь в ложном положении, хоть и поздно взялся за Арбенина. Твое замечательное качество — ты умеешь быть направленным. Ты все свои мечты, силы, темперамент и возможности, желания вкладываешь в те роли, которые ты сегодня имеешь, и, очевидно, еще что-то делаешь для себя, хотя мы этого и не знаем. Впрочем, что ты что-то делаешь, видно по тем ролям, которые ты играешь. Все, что у тебя болит или что тебя веселит, ты переносишь в роли. Я вижу это. Это растит роли, поэтому они и растут вместе и с тобой и со страной, в которой ты живешь и интересами которой ты болеешь. Это закономерно. Ты заболел, и я невольно стал думать: кто его может заменить? В Москве? В Ленинграде? Я не нашел. Свердлин [369] Свердлин Лев Наумович (1901–1969) — актер, педагог, народный артист СССР. С 1943 года до конца жизни работал в Московском театре имени Вл. Маяковского. хочет играть Отелло. Я его люблю.

Но он может поднять только самую незначительную часть роли. Николай Симонов [370] Симонов Николай Константинович (1901–1973) — актер, режиссер, народный артист СССР. Герой Социалистического Труда. С 1924 года до конца жизни был в труппе Ленинградского театра драмы имени А. С. Пушкина. — другую грань, Ливанов совсем не поймет Отелло. А любовь?.. Кто может так сыграть любовь? Никто. Ты развернул роль в таком многообразии, в таком масштабе красоты и величия человеческого существа, что мне надо несколько актеров, чтобы они все вместе сыграли то, что делаешь ты один. Ты слышал, что о тебе говорят сегодня? А такую любовь, что несет твоя трактовка роли, не сыграет ни один.

Арбенина мог бы сыграть Астангов. Но это будет истерик. А у кого лермонтовская сила мысли? Страсть изничтожения, которую ты вырастил в работах над Лермонтовым до демонских масштабов? Где то позитивное, что ты несешь своим протестом? Это дано далеко не всем. Это твое непререкаемое качество и преимущество. Я вами горжусь. Ты, Марецкая, Плятт — моя гордость.

4/XII

«ОТЕЛЛО» (БУХАРЕСТ)

Хороший спектакль, подобранный.

Я замечаю, что первый раз на каждой новой сцене я играю обязательно хуже. Привыкнешь к зрителю, помещению, изучишь их, узнаешь, и дело идет.

Хорошие находки были на спектакле.

Сегодня публика смела все кордоны, прикрывающие подходы к театру, смяла милицию, сломала двери и ворвалась в зал. Спектакль задержан. Смельчаков выводят из зала и публику контролируют вновь.

Актеры говорят… о чистом, светлом образе, «что я европейского масштаба актер» (как будто Россия не давала таких актеров).

Как бы там ни было, а мне радостно и дорого, что русское искусство идет впереди и что мне выпала честь защищать его, не уронив его достоинства.