Николай Мордвинов - Дневники

В конце 1938 года Ю. А. Завадский впервые поставил на сцене своего театра Шекспира. Это была комедия «Укрощение строптивой». В планах Завадского были монументальные произведения Шекспира, но начинать надо было не с них. В жанре же комедии выученики Завадского имели большой опыт. Можно сказать, что и для Мордвинова работа над образами Шоу и Шиллера, участие в пушкинском спектакле во многом подготовили первую его шекспировскую роль — Петруччо.

Молодого веронца Мордвинов сыграл задорно, весело. Каждая краска в этой роли была броской, определенной. Жизнеутверждение, любовь, поэтизация чувств были главными и в спектакле в целом, и в образе Петруччо. Постановщик и исполнители стремились с наибольшей полнотой передать эпоху Ренессанса, свободу в проявлении чувств, торжество в борьбе за человеческое достоинство. Понятие «укрощение» приобретало в спектакле иной смысл — побежденных не было, главные герои, можно сказать, укрощали лишь самих себя.

Известная идея Ренессанса о гармонии человеческой личности как нельзя лучше раскрывалась в мордвиновском Петруччо. Актер показывал его непосредственным в любви, смелым и настойчивым в достижении цели, наделенным мудростью и остроумием. Очевидцы спектакля, рецензенты в один голос отмечали близость спектакля Шекспиру и эпохе, легкость и непринужденность в исполнении ролей, жизнерадостную атмосферу всех действий. Прекрасны были все дуэтные сцены Петруччо и Катарины, роль которой с подлинным блеском играла В. Марецкая.

Мордвинов впоследствии сам неоднократно говорил, что спектакль «задался». От первой репетиции и до премьеры все были увлечены работой и возможностью проявить себя на богатом материале шекспировской комедии.

Ю. А. Завадский предложил актерам множество находок — живых, остроумных, которые будили фантазию. Духу постановки отвечала и музыка композитора И. Носова. Спектакль веселился и пенился, словно откупоренная бутылка шампанского.

В конце ростовского периода в жизни Мордвинова произошло событие особой важности, особого смысла — он выступил в роли Отелло. Этому предшествовали долгие и мучительные раздумья актера о праве на такую роль, о степени готовности отдать ей все свои духовные и физические силы. Приход к роли Отелло был для Мордвинова, а в равной степени и для его учителя Ю. А. Завадского логичным результатом накопленного опыта в совместной многолетней работе. Естественно, что и особенности сценического дарования Мордвинова с его ярко выраженной тягой к характерам масштабным, укрупненным, личностям героическим не могли не обратить актера к творчеству Шекспира. Первая «разведка» этого драматурга, и весьма успешная, состоялась в работе над Петруччо. Конечно, от роли юного веронца до такого титанического в мировом театре образа, каким является Отелло, дистанция весьма солидная, и не только жанровая, тем не менее знакомство с Петруччо позволило Мордвинову войти в круг шекспировских героев, познать эпоху и характеры ее людей, наконец, познакомиться с языком Шекспира, многослойной структурой его образов.

Небезынтересно отметить, что первое выступление Мордвинова в роли Отелло произошло меньше, чем через полгода после премьеры «Укрощения строптивой», то есть сопричастность работы актера над двумя этими образами очевидна.

Работая над ролью Отелло, Мордвинов столкнулся с громадой материала. Материала разного — трудами шекспироведов, историческими, эстетическими, этическими особенностями эпохи, обширной иконографией постановок шекспировской трагедии, наконец, со все усложняющейся с годами интерпретацией образа Отелло, где авторитет трагиков мирового театра казался непреодолимым. Прежде всего следует сказать, что Мордвинов определяет главное в Отелло. Он исходит из глубокого убеждения в том, что в своем сценическом герое надо сначала увидеть человека и уже под этим углом зрения рассматривать и передавать все особенности его богатой натуры, восприятия окружающего мира, отношения к друзьям и к недругам. Эта исходная позиция явилась мерилом образа, тем убеждением, с которым Мордвинов вышел в 1939 году в костюме мавра на сцену ростовского театра. На той же основе строилась работа над образом Отелло, когда четыре года спустя, зимой 1943 года возобновились репетиции трагедии в Москве.

Рецензент С. Заманский так отозвался об исполнении Отелло Мордвиновым в ростовской постановке: «Интересно, смело играет Мордвинов. Он нашел свой путь к Шекспиру. Его Отелло возбуждает мысль, вызывает споры. Мордвинов, исходя не из внешних признаков мужества и благородства Отелло, талантливо раскрыл его душевную борьбу, мучительное желание Отелло защитить правду, осмыслить мир, наполненный противоречиями…»

Видевшие спектакль «Отелло» ростовской редакции 1939 года, отмечали как удачу лирическую сторону постановки, полагая, что со временем спектакль обретет интенсивность шекспировских страстей, силу и размах их воплощения. Вместе с тем очевидцы первых спектаклей почувствовали созвучность мордвиновского исполнения событиям времени, когда в мире назревала новая война, когда расизм сеял бесправие, душил человечность и непреодолимо росла зловещая тень фашизма.

Не так уж много примеров в отечественном и зарубежном театре, когда актер возвращается вновь к уже сыгранной когда-то роли, еще меньше примеров тому, что это возвращение происходит не по причине юбилейной даты, но предполагает дальнейшее углубление образа, поднятие его на новую ступень осмысления. Мордвиновские Арбенин и Отелло едва ли не исключительные тому примеры. Известно, что Мордвинов трижды (в кино и дважды в театре) обращался к роли Арбенина и дважды (оба раза в театре) — к образу Отелло.

Мордвинов понимал, что постановка в Ростове 1939 года была только первым подступом к трагедии, началом большой работы, и не оставлял мысли ее продолжить. И вот в трудный 1943 год, когда еще шла война, артист вновь берется за встречу с Отелло. Опять приходят раздумья об Отелло прошлого — здесь знаменитые интерпретаторы: негритянский трагик Айра Олдридж, англичане Эдмунд Кин, Генри Ирвинг, итальянский трагик Томмазо Сальвини, наши соотечественники А. Южин, М. Дальский, братья Адельгейм, знаменитый Александр Остужев, известные исполнители более позднего периода — грузин A. Хорава, узбек А. Хидоятов, таджик М. Касымов, армянин B. Папазян. Что внесли в трактовку роли Отелло мастера зарубежного театра, какое новое слово о самом содержании шекспировской трагедии сказал русский и советский театр? В чем созвучность Отелло сегодняшнему дню? Эти и многие другие вопросы вновь встали перед Мордвиновым.

Когда в феврале 1944 года моссоветовцы показали премьеру «Отелло», зрители увидели в постановке Ю. А. Завадского спектакль оригинального замысла и воплощения, в котором по-прежнему доминировала глубокая человечность, переданная со всей страстностью убеждения, со всем мастерством дарования Мордвинова.